Ко дню памяти 22 июня Георгия Петровича Чистякова, московского пастыря

Даниел Петрика

Мои дни в Москве
(о встрече с о.Георгием Чистяковым)

В 1996-2000 гг. я работал в Москве, в представительстве одной из румынских компаний. Москва переживала (как и Бухарест в те дни) переходный период. Общество, находившееся среди руин, оставленных коммунистическим мировоззрением, не вполне ещё свободное от рецидивов тоталитарной идеологии было в поиске нового пути, стремилось к переосмыслению и переоценке своей истории, к новому видению мира и человеческой личности в этом мире… Незадолго до того социалистические государства стали исчезать с карты мира как белые пятна (вернее будет сказать, пятна кроваво-красные). Европа вдруг обрела совсем другие очертания. Рухнуло нечто большее, чем Берлинская стена.

Люди обрели вдруг свободу передвижения, свободу слова, но самое главное - разлетелась на части ржавая мясорубка для форматирования мозгов - пропагандистская система, ставившая, впервые в истории человечества, своей целью - ни много ни мало - глобальное духовное порабощение всего человечества (либо оправдание физического уничтожения всех, кто её не хотел принимать - “Если начнём ядерную войну, то погибнет две трети человечества, зато капитализм будет полностью уничтожен” - тов. Мао).

Появление свободы совести дало возможность людям свободно выражать свою веру.

Как и многие в Румынии, я и мои московские друзья, бельгийские дипломаты (потомственные аристократы русского происхождения, ещё из первой волны эмиграции) полагали, что станем свидетелями исторического возрождения России. России, которую я себе представлял, читая о преподобном Серафиме и Оптинских старцах, России, которую я мечтал увидеть глазами Странника, России, грубо вырванной из цивилизационного процесса унылой осенью 1917 года…

Но то, что мне дано было увидеть в Москве, сильно отличалось от моих представлений!

Действительно, открылось много храмов, в которые пришло молодое поколение. Живя на Пятницкой улице, я бывал во всех церквях Замоскворечья. Но большинство людей, которых я видел там, были сосредоточены на самих себе, они как будто старались следовать определённым внешним шаблонам, как если бы участвовали в театральной пьесе или съёмках художественного фильма. Я пытался я с ними заговорить, но чувствовал в них настороженность, а потом следовал вопрос: «Кто Ваш духовник?» Когда же я отвечал, что мой духовник о. Софиан, мне говорили, что такого не знают, и настороженность переходила в недоверие: «A, так вы, наверное, новостильник?»

Бывал я на богослужениях и в близлежащих монастырях. При входе в Ново-Спасский монастырь какой-то бородатый персонаж меня остановил и спросил не еврей ли я. Услышав, что румын, он сказал, что католикам в православном храме делать нечего и только когда я подробно ему объяснил, что в Румынии, по последней переписи, 85% православных и что я тоже православный, как и мои родители и деды, он, недоверчиво посмотрев, разрешил всё же войти. В другой раз там же мне сунули в руки газету «Земство» про масонов, мировой сионистский заговор и т.д

Познакомился я и с настоятелем Соловецкого подворья, куда некоторое время тоже ходил по воскресениям и в праздники, и, благодаря его любезности, смог посетить летом Соловецкий монастырь. Но, однажды, увидев номер моего автомобиля*, припаркованного у подворья, он как-то смутился, после чего стал меня избегать.

Бывал я и в храме, что во дворе «Дома на набережной» среди остатков старинного монастыря времён Иоанна Грозного. Там, при входе, от меня требовали, чтобы я вынимал из брюк рубашку, и прикладываясь к иконе, обязательно вычитывал специальную молитву, написанную на картонке, а перед причастием соблюдал ещё более сложный церемониал.

И везде я чувствовал себя перед Престолом Божиим одиноким, как если бы кроме меня в церквах никого не было, да и люди, которые там стояли рядом, тоже были как-то каждый сам по себе; после богослужения они либо отворачивались, собираясь небольшой компактной кучкой в углу в храме, либо вообще, не обращая внимания друг на друга, расходились по домам. В Румынии я никогда себя так не ощущал. Я предполагал, что, вероятно, либо это такая традиция - общаться только с Богом и не контактировать никак между собой, либо северный темперамент людей, либо сосредоточение над тем, чтобы осмыслить и понять подчас трудновоспринимаемый богослужебный славянский текст…



Наконец, благодаря одной своей знакомой я забрёл (совсем недалеко от дома) в церковь св. Екатерины, подворье Православной церкви в Америке. Настоятель – о. Дэниел принял меня с радостью, и услышав что я знаю славянский язык, доверил меня замечательному человеку - Борису, который обучил меня церковному чтению. Здесь, впервые в Москве, я почувствовал, что люди, окружающие меня, составляют общину. Они были самые разные и по происхождению и по возрасту, по традиции и по воспитанию: второй священник, о. Христофор – британец, прихожане - американцы, французы, бельгийцы, русские, болгары, эфиопы, украинцы, голландцы, австралийцы… но их объединяло нечто совершенно ощутимое, реальное. И дело не только в том, что после литургии о. Даниил каждый раз благодарил за участие в общей молитве людей зашедших впервые в нашу церковь, а заботами матушки Дуни (Эвелины) все желающие собирались в приходском доме на чашку кофе или чая и имели возможность пообщаться друг с другом. Ещё стоя на молитве ощущалось искренне братство, подкреплявшееся и освящавшееся причастием к единой Чаше Спасения.

Для меня это было новое ощущение. В Румынии Православная Церковь воспринимается как «Церковь нации», и дело совсем не в филетизме, просто наша история такова, что румынский народ родился православным и сохранился единым в течение драматических веков своей истории благодаря православию (даже тогда, когда было множество румынских княжеств). Стояние на литургии – это также и ощущение принадлежности к своему народу, к своему языку, единство в православии, это естественным образом сближает людей. Поэтому в порядке вещей после богослужения, например, угощать друг друга, даже если вы только что познакомились.

Потом мне стало интересно, чем вообще дышат христиане в России, и я стал прислушиваться к масс-медиа.

Мне попадалась на глаза газета «Радонеж» и некоторое время я слушал одноимённое радио. С некоторыми из основателей этой организации я уже был знаком. Они очень любили говорить - даже не говорить, а спорить - о святоотеческом Предании, но это было обычно в контексте определенного законничества. Христианский мир для них бескомпромиссно и точно делился на православных (носящих бороду и борющихся с неправославными, обновленцами и т. д.) и неправославных (христиан, принадлежащих к той же самой церкви что и они, но, по разным критериям, не подходивших под стандарт «православности»). Во время одной из дискуссий я возразил на предмет исправленного календаря, рассказав о пасхалии и о том, что в истории церкви, до определенного времени праздники Крещения и Рождества были единым целом. Одна дама (в прошлом известная советская актриса) прервала меня и сказала что не позволит «анатомировать веру».

Послушал я и их радио. В радиопередачах много говорилось о житиях святых, о богословских трудах, но более всего, о борьбе с ересями и еретиками. В списке еретиков главенствовали не Арий и Нестории, а отдельные современные священники или даже целые приходы Русской Православной Церкви в Москве, а также упоминался Христианский Церковно-общественный канал. Мне стало интересно узнать больше о «врагах православия», к которым, по всей видимости, я уже был причислен тоже. Настроив радио на этот канал, я ощутил такую же разницу, какую ощутил бы между публикациями газет Русская Мысль и Советская Россия!

Однажды в прямом эфире я услышал выступление священника Георгия Чистякова. Он рассказывал о церквах Малой Азии. Я не выдержал и позвонил на радио. Мне очень хотелось, чтобы мои русские братья и сёстры открыли для себя нашу страну, побывали в наших монастырях, помолились в наших церквах, среди которых есть и храмы VII века. Что бы они узнали, что название Оптина пустынь происходит не от непонятно откуда взятой клички разбойника, а от числительного «а opta» - восьмая пустынь, основанная учениками св. Паисия, и посетили остальные семь. Отец Георгий очень обрадовался и произнес слова, которые меня очень тронули. Он сказал, что уже вот несколько лет ждал этого звонка и его работа на радио, он понимает, не пропала даром… Я был пленён любвеобилием и искренней радостью, с какими о. Георгий говорил эти слова, я даже не помню что он еще говорил, не помню поблагодарил ли я его за ответ на мою реплику, настолько я был впечатлен происходившим.

Через некоторое время, мне удалось «в большой тайне» получить мобильный номер о. Георгия, благодаря одной нашей прихожанке, пожилой интеллигентной, в самом классическом смысле этого слова, женщины (такими я себе представляю бабушек, описанных в эссе о. Георгия).

Отец Георгий принял меня в Библиотеке Иностранной Литературы, среди множества книг и рукописей. Посреди стеллажей, коробок с книгами, где, казалось, сам воздух наполнен напряжением мысли, он походил на св. Августина. Как только мы встретились, у меня возникло чувство, что мы знакомы всю жизнь. О. Георгий говорил очень выразительно; подобно римскому оратору, простыми, но вместе с тем изящными и точными фразами. Мы говорили о современном христианстве и о церкви, о моих и его впечатлениях о Европе, Азии, и, сами не замечая, переходили в разговоре то на французский, то на английский, то опять на русский язык.

Вся наша встреча пролетела, как одна минута, но впечатление от нее у меня осталось на всю жизнь. Я осознал что-то, до тех пор ускользавшее от моего сердца и разума: христианство - это религия радости! Только фрагментарное сознание может видеть мир разделенным. Прежде, чем возлюбить весь мир, нужно его объять, охватить, вместить в себя, понять, изучить, постичь…Откровение - это проекция всей Вселенной в буквы и слова человеческого языка, а через них - в человеческое сознание…

Это была наша единственная встреча, впоследствии мы перезванивались по телефону и поздравляли друг друга с праздниками, но так и не получилось больше встретиться. А может быть, в этом и не было нужды? Все самое важное, что недостающие паззлы в моем религиозном сознании были уложены тогда, в 1999 году христианским священником и мыслителем, масштаб личности которого так и не оценен по достоинству в его собственной стране ни церковными властями, ни народом, который о. Георгий, призывал к духовной свободе и к единству во Христе, и за который он так горячо молился.

VESNICA LUI POMENIRE!**


 

Об авторе: Даниел Петрика (Daniel Petrica), бизнесмен, 48 лет, живёт в Бухаресте.



Примечания:

*Видимо, имевшего иностранные номера (прим. И.Т.)

**Вечная Память, песнопение на отпевании

***Архимандрит Иоаникие Бэлан (1930-2007)



Эпохальная фигура для румынской церкви, писатель, поэт, историк церкви, издатель. Сподвижник не менее знаменитого старца Клеопы Илие. Жительствовал в монастыре Сихэстрия (по русски – Пустынь) – одна из пустыней основанной Св. Паисием Величковском в горах Молдовы (той её части, что не была «освобождена» в 1940), где и по сей день продолжается традиция старчества. Написал много книг, духовного и церковно – исторического содержания и даже простые брошюры для верующих. Часть его трудов были напечатаны еще в коммунистические времена.

В некоторых из них, обобщен духовный и мистический опыт Румынской Церкви:

1. Румынский патерик. 1980
2. Пристанища румынского монашества 1981
3. Духовные бесседы 1984- 1988
4. Румынские свидетельства на Святых Местах 1986
5. Православный церковный справочник 1992
6. Православный семейный справочник 1993
7. Последование Св. Покаяния и Св. Причащения 1993
8. Старец Паисий 1993
9. Старец Клеопа 1994
10. Беседы с иностранными богословами 1994

И многое, многое другое