1. Владимир Тимаков. 80 лет протоиерею Александру Меню 

Родился 19.1.1929.

• 1943-1947 гг. - пришёл в храм Казанской Матери Божьей в Пензе, стал первым иподьяконом, секретарём и келейником у пензенского епископа Кирилла, побывал с владыкой на и Пензенской кафедре, и на Ташкентской, в Иванове, потом вернулся в Пензу.

• 1947-1951 гг. - студент Московской духовной семинарии.

• 4 ноября 1955 г. - рукоположён в сан диакона в праздник Казанской иконы Божией Матери.

• 4 декабря 1955 г. - рукоположён в сан священника в праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы.

• 1960-1980-х гг. (с перерывом) - служил священником храма святителя Николая в Кузнецах (Замоскворечье, Вишняковский пер., 15). В 1976 г. отпевал поэта Николая Рубцова.

• С 1990 г. - настоятель храма преподобных Зосимы и Савватия Соловецких в Гольянове. Возротил храм закрытый и осквернённый большевицкой властью.

• 11 ноября 2002 г. - был тяжело ранен в своей квартире во время вооружённого грабежа.

• С 2005 г. - нстоятель храма Великомученика и Целителя Пантелеимона при Центральной клинической больнице Медицинской академии наук “Узкое”.

Женат. Дети: протоиерей Алексий Тимаков (1959 г. р.), протоиерей Валентин Тимаков.

Председатель дисциплинарной комиссии Московской Патриархии.

Кандидат богословских наук.

Избирался депутатом Моссовета.

"В молодые годы своего священства я служил в Николо-Кузнецком храме, что между станциями метро Павелецкая и Новокузнецкая. Там прослужил я двадцать девять лет.

Отца Александра я визуально знал еще по семинарии: в год моего окончания академии будущий отец Александр туда поступил.

Служил в то время отец Александр, кажется, в Алабино. В его храм должен был приехать митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Ярушевич). Архиерейское служение – всегда радость. Даже сама встреча архиерея выражает собой особое торжество. После богослужения обычно устраивается застолье.

Закупив для этого продукты (а купить их тогда было непросто), перед службой отец Александр вручил их своей матери, сказав: «Вот продукты, займись-ка приготовлением стола. Времени у тебя достаточно – целое архиерейское богослужение».

«Все будет исполнено, сынок, – сказала она, – только позволь мне взглянуть на встречу архиерея».

«Что ж, полюбуйся и займись столом».

От торжественности встречи, от красоты облачения архиерея Елена, мать отца Александра, просто обомлела и в состоянии этом пребывала всю архиерейскую службу.

Богослужение закончилось, митрополит с отцом Александром обменялись содержательнейшими речами,  архиерей благословил всех присутствующих и по приглашению настоятеля направился к праздничному столу.

Последней под благословение подошла мать отца Александра. Когда же митрополит благословил ее, она как бы очнулась: «Сынок, – с сокрушением произнесла она, – стола-то я не накрыла…»

Положение, в котором оказался отец Александр, было более чем пикантным. Каждому понятно, что не умышленно была совершена оплошность, а исключительно потому, что Елена вся погрузилась в богослужение и молитву. Естественно, во время богослужения, кроме молитвы, ничего другого для нее не существовало, и о «земном» она вспомнила только тогда, когда митрополит направился к столу.

Скрасилось все тем, что друзья отца Александра быстро и умело распорядились продуктами и в мгновение ока накрыли стол. Благодушие, доброту и широту души проявил и сам митрополит. Вместо взыскания он восхвалил Елену, и именно за то, что она отдала предпочтение богослужению, а не застолью.

Свои слова митрополит подкрепил евангельским благовестием: «Марфо, Марфо, печешися и молвиши о мнозем. Мария же благую часть избра…».

...

Елена, мать отца Александра, была прихожанкой Николо-Кузнецкого храма.

...

Отца Александра узнал я, как было упомянуто, еще в семинарии, но общались мы поверхностно, просто были знакомы. Более тесно сошлись мы с ним по поводу письма Патриарху, написанного небезызвестными «декабристами» (письмо было подано в декабре) – Эшлиманом и Якуниным.

Отец Александр нашел во мне единомышленника в том, чтобы обоюдными усилиями устранить неразумие, связанное с упомянутым письмом.

Патриарху тогда было написано обличительное письмо, объемом, по крайней мере, в сто двадцать листов печатного текста. Мы хорошо понимали, что не только Патриарх, но и ни один архиерей читать такой труд не будет.

Письмо должно быть на страничку–полторы, а оперировать такими фолиантами – значит загубить дело на корню. Это мы с отцом Александром настойчиво внушали «декабристам».

Однако натолкнулись на непонимание. Ни отец Николай Эшлиман, с которым тогда я встретился впервые, ни отец Глеб Якунин, которого я знал ранее, не вняли нашим предупреждениям. Они рвались в бой и слышать не хотели наши доводы.

В Божием деле такое недопустимо. Эгоизма, «самости» даже в зародыше не должно быть, иначе насмеется сатана, как, собственно, и случилось. Всякому ясно, что совершено ими, бесспорно, величайшее дело, явившее пример исповедничества, завершилось же все бесславно…

Отец Николай Эшлиман подал прошение о снятии священнического сана… Отец Глеб Якунин был запрещен в священнослужении, но, невзирая на это, основал и поныне возглавляет «самую свободную церковь» (священник Глеб Якунин умер 25 декабря 2014 года – прим. ред.). Все – по слову Наполеона: «От великого до смешного – один шаг».

...

Встречались мы с отцом Александром обычно или у него в доме, или в моей квартире. Дружба упрочилась еще совместным отдыхом: в летний период мы отдыхали – один год на Селигере, другой – в Абхазии. Часто присоединялись к нам отец Глеб Якунин, отец Николай Эшлиман, отец Алексей Злобин.

Без леса и воды отдыха мы не признавали. Нашим требованиям полностью отвечали и Селигер, и Абхазия. В Абхазии мы останавливались в разных местах – в Сухуми, в Гаграх, на Новом Афоне.

...

Была у отца Александра одна слабость: он боялся воды. Странность невероятная! С одной стороны, без леса и воды он не мыслил отдыха, воды же панически боялся.

Водобоязнь его была связана с попытками «прославленных» пловцов научить его плавать. Все учение сводилось к тому, что его завозили на глубину и бросали в море – выплывай. Естественно, он, наглотавшись воды, тонул, его, конечно же, откачивали. Испытав подобный опыт три раза, он сказал: «С водой покончено раз и навсегда, у меня с ней дружбы нет».

На Селигере, как правило, мы отдыхали на островах, в палатках, за продуктами необходимо было ездить в Осташков – на моторной лодке.

В описываемые времена техника была «на грани фантастики», мотор мог заглохнуть в любое время и в любом месте. Зная водобоязнь отца Александра, мы всячески старались освободить его от поездок на лодке. Он же, если требовалось, делал вид, что воды не боится, и садился в утлую лодчонку.

От панической боязни воды я захотел излечить его, научив плавать.

– Отец Александр, можешь ли ты отдыхать без леса? – как-то спросил я его.

– Не могу, – ответил он.

– А без воды?

– Тоже не могу.

– Если без воды ты не можешь отдыхать, получается, что она тебе друг?

– Конечно, друг, но только тогда, когда я гляжу на нее.

– А я хочу, чтобы ты все-таки полюбил ее во всех моментах, сдружился с ней. Я тебя научу плавать.

– Меня уже учили моряки.

– Глупые были твои моряки, ты мне доверься. Сейчас мы войдем в воду (было это на море), там, где ты скажешь «стоп», мы остановимся. Войдем ровно настолько, чтобы руками не доставать до дна, и при этом только и нужно, чтобы ты воды не боялся.

Мень согласился.

– Теперь повернись лицом к берегу и внимательно следи за мной. У тебя на глазах я буду стараться утонуть.

Набрав воздух, я лег лицом на воду. Полежав, сколько смог, встал и спросил отца Александра:

– Утонул?

– Нет.

– Теперь точно также ляг на воду сам и убедись, что утонуть ты не сможешь. Утонуть можно только в том случае, если от испуга начнешь кричать, тогда, наглотавшись воды, пойдешь ко дну. В принципе же человек не может утонуть. Убедись в этом сам – набери воздуха, ложись на воду и постарайся утонуть. Бояться нечего, ты в любой момент сможешь встать на ноги.

Отец Александр набрал воздуха, лег, полежал, когда воздух закончился, встал.

– Утонул?

– Нет…

– Теперь повтори.

Отец Александр опять набрал воздуха и лег на воду. Убедившись, что не тонет, он встал.

– Осталось самое малое. Повернись лицом к берегу, набери воздуха, ляг на воду и руками греби к берегу. Бояться нечего – ты же знаешь, что плывешь к берегу, когда у тебя закончится воздух, встанешь на ноги.

Он поплыл к берегу, доплыл, встал на ноги.

– Что же ты, друже, скрывал! Оказывается, ты умеешь плавать. Теперь тренируйся – лицом вниз, а когда закончится воздух, подними голову, вдохни и плыви дальше.

Через два дня, не больше, отец Александр на глубине подплыл ко мне и говорит: «Обопрись-ка на меня, я попробую тебя до берега довезти»…

...

В год моего поступления в семинарию – 1947 год, академия и семинария находились в Москве, на территории Новодевичьего монастыря и именовались «богословский институт» и «богословско-пастырские курсы». От входных ворот Новодевичьего монастыря до Успенского храма вела дорожка, по обеим сторона которой продавались книги.

...

Со временем появилось у меня и другой интерес – древние иконы. Той же «болезнью», как оказалось, страдал и отец Александр Мень.

...

Именно этому «недугу» Зосимо-Савватиевский храм обязан теперешним своим обликом. Находящиеся сейчас в храме иконы – XVII-XVIII веков, – все они или прямо из моей ризницы, или были обменяны на мои же иконы, только более поздние, но в серебряных ризах. В том и парадокс весь – храм, восстановленный из руин, выглядит, будто никогда и не закрывался.

Расскажу про курьезный случай. Как-то навестил наш храм диакон Андрей Кураев. Все внимательно осмотрел и обратился ко мне с вопросом: «Откуда все это? Разве храм не закрывался?». «Да я его таким и получил, только он был закопченный и грязный. Я тряпочкой его протер, он и засиял».

Выслушав это, Кураев по этому поводу больше ни единым словом не обмолвился, а прощаясь, сказал: «Тряпочку свою не выбрасывай – пригодится». Кураев, пожалуй, был единственным, кто правильно шутку понял и труды мои оценил. Таков результат моего интереса к иконам.

https://www.pravmir.ru/istorii-ob-ottse-aleksandre-mene/

2. Священник Георгий Эдельштейн

МОЛЧАНИЕ — ЗОЛОТО?...

В 2015 году на сайте  «Православие и мир» было напечатано интервью московского священника Владимира Тимакова. К сожалению, я прочитал его только сейчас, в декабре 2018 года. Считаю своим долгом прокомментировать это интервью.

1. Когда отец Владимир рассказывает о том, что они дружили с отцом Александром Менем семьями, что летом они отдыхали на Селигере, что отец Александр не умел плавать — я охотно верю. Но когда отец Владимир начинает говорить о высших иерархах Московской Патриархии или о письме священников Николая Эшлимана и Глеба Якунина Патриарху Алексeю I (Симанскому), я не верю ни одному слову.

 Отец Владимир Тимаков говорит: «Служил в то время отец Александр (Мень), кажется, в Алабино. В его храм должен был приехать митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Ярушевич)... Богослужение закончилось, митрополит с отцом Александром обменялись содержательнейшими речами, архиерей благословил всех присутствующих и по примеру настоятеля направился к праздничному столу».

Сомнительно, что митрополит Николай (Ярушевич) служил в Алабино у о. Александра. Отец Александр Мень был рукоположен во иерея и назначен в Алабино 1 сентября 1960 г. 19 сентября того же года Николай Ярушевич был освобожден от должности митрополита Крутицкого и Коломенского. Ему, в тот месяц, было не до Алабино.

 Но значительно важнее другое. По словам отца Владимира, митрополит Николай — «умный, идейный, благостный, добросердечный и мужественный иерарх».  К сожалению, отец Владимир забыл добавить, что митрополит Николай — не просто многолетний рядовой сотрудник НКВД, но любимое чадо Л.П. Берии. Лаврентий Павлович неизменно бросал Бориса Дорофеевича (он же в монашестве Николай) на самые ответственные участки НКВДшной работы. После оккупации Советским Союзом в 1939г. Западной Украины Л.П. Берия доложил И.В. Сталину, что всю сеть чекистов в рясах в этих областях возглавит Борис Дорофеевич Ярушевич.

В 1942 г., после доклада Л.П. Берии, Политбюро ЦК ВКПБ приняло решение о необходимости религиозной контрпропаганды на территории временно оккупированной немцами: там «возрождалась»  религия, были открыты тысячи православных храмов.  К лету того же года была опубликована  лживая книга  «Правда о религии в России», (первоначально названная «в СССР»). Главным редактором был назначен Борис Дорофеевич.

В 1942 г., агентство Й. Геббельса сообщило о расстреле большевиками пленных поляков в Катыни. Советский Союз обвинил в этом преступлении немцев. Была создана специальная комиссия с целью расследования зверств фашистов на временно оккупированной территории. Митрополит Николай был назначен  членом этой комиссии.

Вскоре после окончания Второй мировой войны зарубежные СМИ рассказали правду о трагедии в Катыни. Митрополит Николай вновь повторил версию агитпропа о виновности немцев. Его статья «Голос свидетеля» была опубликована «Литературной газетой» и «ЖМП».

Митрополит Николай заманил тысячи эмигрантов в советские концлагеря баснями о «матери — России», которая ждет своих заблудших детей, бывших белогвардейцев-эмигрантов.

В 1946 г. был организован отдел внешних церковных сношений  — ОВЦС. Главной задачей отдела было распространение по всему миру мифов о религиозной свободе в Советском Союзе. Во главе ОВЦС был поставлен митрополит Николай.

К концу 1950-х гг. необходимость в митрополите Николае отпала. Появился более молодой, более энергичный, трудоспособный и умный Никодим (Ротов). Никодима посадили в кресло председателя ОВЦС, а митрополит Николай лег в больницу, где и умер при весьма загадочных обстоятельствах. Николай далеко не единственный  высокопоставленный агент НКВД-КГБ, ликвидированный Органами. «Ну и подлец же был ваш митрополит Николай»,- говорил его преемник Никодим архиепископу Всилию Кривошеину после смерти Николая.

2. Главная заслуга письма священников Николая Эшлимана и Глеба Якунина в том, что оно свидетельствовало о правде. Оно перечеркнуло многолетнюю ложь митрополитов Сергия, Николая, Никодима о безбрежной свободе вероисповедования в СССР. Сам отец Владимир Тимаков, как и настоятель храма Николы в Кузнецах протоиерей Всеволод Шпиллер, никогда не осмелились перечеркнуть «сергианство-никодимовщину», никогда не осмелились сказать правду о самых высокопоставленных священнослужителях нашей Церкви. Они предпочли молчание.

Отец Владимир, по его словам, познакомился с отцом Николаем Эшлиманом в декабре 1965 г. Он не знает историю написания «Открытого письма» и судит о нем весьма поверхностно и превратно.

Начиная с 1961 года, когда Архиерейский Собор принялся активно разрушать и ликвидировать РПЦ (по заказу строителя коммунизма Н.С. Хрущева), несколько молодых священников — Александр Мень, Николай Ведерников, Владимир Рожков, Георгий Кондратьев, Сергей Хохлов и др. —  обсуждали, чаще всего на квартире о. Николая Эшлимана на Большой Дмитровке (тогда улица Пушкинская), необходимость открытого письма Патриарху Алексию. Предлагали несколько вариантов. Отец А. Мень в 1962 г. написал свою версию письма — чуть менее двух страниц —  и рекомендовал отправить его без подписи или подписать его просто «группа священников», или псевдонимами Иванов, Петров, Сидоров.

Чуть позже отец Глеб Якунин принес статью, написанную А.Э. Красновым-Левитиным с цитатами из К. Маркса и В. Ленина. Статья была отвергнута. Отец Николай Эшлиман сказал, что напишет письмо сам и предложит его на всеобщее обсуждение. Через неделю он купил пишущую машинку ОРТIМА, четыре пачки бумаги, пачку копирки и принялся за работу. Он попросил меня сформулировать на бумаге основные идеи письма. Отец Глеб не писал и не печатал ничего, он неизменно только торопил отца Николая: «Так работать нельзя, нужно к Пасхе вмазать им всем по рогам, врезать так, чтобы закачались». Однажды он привел Феликса Карелина, Льва Регельсона, Виктора Капетанчука, которые быстро завершили работу. Любой мало-мальски грамотный текстолог поймет, что над текстом трудились несколько человек. Та часть письма, что написана Карелиным резко отличается от моей части и лексически и синтаксически. Но письмо подписано только двумя священниками, поэтому технические исполнители остаются техническими исполнителями.

Когда черновой вариант был готов, отец Николай торжественно зачитал его всем собратьям, которые соглашались его подписать.

Отец Владимир Тимаков говорит, что в письме 120 страниц. Легко убедиться, что это ошибка. Страниц вдвое меньше, но отец Владимир прав — оно слишком длинное и высокопарное, отец Николай читал его почти два часа.

Первым раскритиковал его и отказался подписывать отец А. Мень. Он считал, что авторы подобного письма будут, безусловно, запрещены в священнослужении и Русская Православная Церковь напрасно потеряет несколько молодых, энергичных священников. «Наша главная задача — говорил отец Александр — миссия, проповедь Евангелия, а не открытые письма. Такое обращение к Патриарху не принесет никакой пользы Церкви».

По разным причинам отказались и все другие священники. Так, отцу Николаю Ведерникову категорически запретил подписывать письмо его отец А.В. Ведерников. Как-то мы  собрались на квартире Анатолия Васильевича в Плотниковом переулке. Письмо читал, как всегда, отец Николай. Анатолий Васильевич кивал, соглашался, несколько раз повторял — «Да, да, правильно», пока не было произнесено слово «сергианство». « Молокососы! — закричал Анатолий Васильевич, — что вы знаете о митрополите Сергии?! Я был лично знаком с ним, писал о нем, это великий человек!»

Отец Николай Эшлиман всегда соглашался с отцом Александром Менем, что письмо не принесет пользы Церкви. Он неизменно повторял, что христианин не может ставить во главу угла критерий пользы: «Мы не смеем участвовать во лжи ни активно, как это делают митрополит Сергий, митрополит Никодим, ни пассивно, как это делают все остальные наши собратья — знают правду, но молчат; а молчанием, по слову Григория Богослова, предается Бог». Отец Николай настаивал, что путей к Богу столько же, сколько линий можно провести от окружности к центру. «Ты, Алик, идешь своим путем, отец Николай идет своим, Володя Рожок своим, Сережа своим. Бессмысленно обсуждать вопрос, какой из наших путей самый правильный или короткий. Мы с Глебом избрали такой путь, мы никого не зовем идти с нами».

Отец Александр Мень встречался с митрополитом Никодимом Ротовым и знакомил его с содержанием письма. Никодим настойчиво приглашал отца Николая в ОВЦС на беседу. Отец Николай отказывался; отношение о. Николая и о. Александра к митрополиту было диаметрально противоположным: отец Александр высоко ценил ум митрополита Никодима, а отец Николай называл его «бесстыжим лжецом».

Эту формулировку отца Николая многократно повторил в своих письмах наш земляк исповедник Борис Талантов.

По словам Бориса Владимировича, «церковные князья» —  митрополиты Алексей Ридигер, Никодим Ротов, Пимен Извеков —  такие же враги Церкви, как члены политбюро ЦК КПСС. «Чтобы правильно понять антирелигиозную кампанию 1959 — 1964 годов в целом, — пишет Борис Талантов,- необходимо выявить, какую роль в этой кампании играли епископы и Московская Патриархия…

 С начала 1960 года руководящую роль в Московской Патриархии стал играть молодой архимандрит Никодим, который в течение трех лет прошел все высшие ступени церковной иерархии и в 1963 году стал митрополитом. За границей он везде выступал от лица всей Русской Православной Церкви. Быстрая карьера этого молодого человека вызывает законное недоумение.

Другим влиятельным лицом Патриархии с начала антирелигиозной кампании, кроме Патриарха Алексия, был митрополит Пимен. В последние годы большую роль стал играть также очень молодой архиепископ Алексей, управляющий Московской Патриархией. Эти высшие князья Церкви направляли и направляют всю работу Патриархии. Поэтому по их деятельности и выступлениям можно судить о роли Патриархии в антирелигиозной кампании 1959-1964 годов».

Отец Всеволод Шпиллер воспитал целую плеяду достойных священнослужителей. Их имена хорошо знает вся православная Россия. Но ни один из них не посмел обличить сергианско-никодимовскую ложь, пышным цветом процветающую и сегодня, в декабре 2018 года, в Московской Патриархии. Просто духовные дети отца Шпиллера избрали свой путь служения Богу. Не смею утверждать, что путь Владимира Тимакова, Владимира Воробьева, Валентина Асмуса, епископа Пантелеймона (Шатова) достойнее или не достойнее пути отца Николая Эшлимана.

Отец Владимир совершенно прав — письмо Патриарху Алексею Симанскому длинное. Но письмо Всеволода Шпиллера митрополиту Никодиму, которое распространял среди духовенства Московской Патриархии сам отец Владимир такое же избыточно многословное.

Отец Всеволод Шпиллер хорошо знал содержание письма отца Николая. Он несколько раз после богослужения приглашал отца Николая к себе в келью на колокольне и говорил, что священник не должен поучать своего епископа. По его мнению, письмо очень высокопарное и дерзкое.

А.И.Солженицын в «Бодался теленок с дубом» судит о письме двух священников Патриарху Алексию несравненно более благожелательно, чем их собрат протоиерей Владимир Тимаков.

Мне крайне прискорбно, что отец Владимир пользуется кличкой «декабристы». Они не «декабристы», они не революционеры, они не предтечи разбойников большевиков. Они верные служители Матери — Церкви. Мне прискорбно и стыдно, что отец Владимир уподобляется в своем суждении об отце Николае Эшлимане и отце Глебе Якунине профессору В. Цыпину.

 Правду говорил Николай Эшлиман и Глеб Якунин, правду говорил мирянин Борис Талантов и все, кто подписал его письмо; правду говорил  архиепископ Ермоген, архиепископ Павел Голышев, архиепископ Вениамин (Новицкий) — правда в том, что 75 лет Московская Патриархия остается неизменной. В сентябре 1943 г. в кресло Патриарха был посажен митрополит Сергий. В 1945 в это кресло был  посажен Алексей Симанский. В 1971 г. — Пимен Извеков, в 1990г. — Алексей Редигер, сейчас в нем сидит Кирилл Гундяев. Менялись только элементы, система три четверти века остается все той же. Священники Николай Эшлиман и Глеб Якунин писали о необходимости восстановления соборности. Архиепископ Ермоген писал о необходимости восстановления соборности. И cегодня у нас господствует принцип «демократического централизма», навязанной РПЦ МП И.В. Сталиным: во главе Генсек (Патриарх), рядом с ним Политбюро (митрополитбюро), какие-то отделы, формируемые Генсеком (Патриархом), кого-то за что-то возвышают, назначают, награждают, кого-то почему-то низвергают. Все творится за кулисами, подковерно, не вынося сор из избы. Последним собором, в подлинном смысле слова, был Поместный Собор 1917-18 гг. Все остальные собрания наших епископов — церковные пародии на сессии Верховного Совета СССР.

3. Священник Глеб Якунин пошел на 7 лет в тюрьму и на каторгу только за то, что раздобыл и опубликовал секретные документы Совета по делам религии. Вот один из них.

 Беседа, состоявшаяся в Совете 21 февраля 1967 г. с митрополитом Пименом (Извековым С.М.),записанная А. Плехановым (по словам о. Глеба Якунина А. Плеханов — полковник КГБ)

«Митрополит Пимен по своей инициативе 21 февраля 1967 г. посетил Совет и сообщил о принятых мерах по отношению к протоиерею Шпиллеру (Москва), сказал, что на днях он вызывал Шпиллера и потребовал от него прекращения затеянной им провокации — натравливания одной группы верующих против другой с целью удаления из состава «двадцатки» неугодных ему лиц. Одновременно, говорит Пимен, спросил, почему он (Шпиллер) распространяет свое письмо по этому вопросу, по которому Патриарх еще не принял решение. В ответ на это Шпиллер заявил:  А знаете, что за порядками в церкви наблюдают иностранцы, они все видят, в церкви был даже консультант МИДа Франции и де Голля Андроников, и это письмо может появиться за границей. Пимен говорит, что в связи с таким заявлением Шпиллера, он назвал его действия эшлимановскими и предупредил об ответственности. Шпиллер после этого сказал, что он подумает и уладит свои отношения с «двадцаткой».

Далее Пимен сказал, что вчера его посетила группа членов «двадцатки» и вручила жалобы о том, что Шпиллер и священник Тимаков оказывают на них давление, добиваясь, чтобы они вышли из состава «двадцатки». Тимаков во время исповедания настаивает написать в райисполком заявление о выходе из «двадцатки», спрашивает, кто уговорил о вступлении в последнюю и т.д. Жалобщики просят принять меры к Шпиллеру, избавить их от него и Тимакова.

Пимен заявил, что он решил внести предложения Патриарху об отмене неканонических санкций Шпиллера по отношению к некоторым членам «двадцатки» и переводе его в другую церковь.

Вопрос — Какие явления наблюдаются в епархиях среди духовенства?

Пимен сказал, что каких-либо новых явлений он не замечает. Об Эшлимане и Якунине стали забывать, да среди Московского духовенства широкой поддержки их действия и не получили. О них, пожалуй, больше говорили верующие, которые знают их. Действия их, полагаю, дело рук других людей типа архиепископа Ермогена, Леонида (Полякова), Феодосия Пензенского, Павла Новосибирского и Вениамина Иркутского. (Были разговоры, что Якунин ездил в Иркутск, там он в свое время женился). Сами они, пожалуй, не отважились бы на такой поступок, люди-то мелкие и по существу никого не представляют.

Вопрос — На какой почве, по вашему мнению, возникли такие « идеи» у Эшлимана и Якунина, что побудило их?

Деньги, ответил Пимен. Изъятие из рук духовенства церковной кассы, лишение их возможностей неограниченной наживы, я считаю, является главным мотивом. Возьмите,  к примеру, того же Шпиллера. Как только новый староста воспрепятствовал ему набивать свои карманы столько, сколько он хотел, Шпиллер взбунтовался, стал писать и распространять слухи о том, что райисполком в «двадцатку» включил неверующих людей и т. д. Хотя этот староста является, как говорят, его ставленником. Еще Патриарх Тихон говорил, заметил Пимен, что деньги портят московское духовенство, лиши его этого, оно взбунтуется.

Прошедшие годы ясно показали, подчеркнул Пимен, правильность постановления архиерейского собора об освобождении духовенства от денежных дел в церквах. Теперь спокойнее стало».

Сегодня этот донос сексота митрополита общеизвестен и легко доступен. Он опубликован в журнале «Гласность» №13 тридцать лет назад. Отец Владимир Тимаков никогда публично не комментировал его. Дружно молчат и все, без исключения, духовные дети отца Всеволода Шпиллера. Я считаю, такое молчание участием во лжи и называю это сергианством. Полагаю, что всеобщее ликование о возрождении Русской Православной Церкви после празднования 1000-летия — заблуждение. Возрождение может начаться только с покаяния, о чем свидетельствуют Спаситель, Иоанн Креститель, Апостолы.

Буду чрезвычайно благодарен, если кто-либо из духовных чад отца Всеволода Шпиллера отважится публично обличить наглую ложь митрополита (с 1971-1990 гг. Патриарха)  Пимена.

Священник Георгий Эдельштейн.

с. Карабаново, Костромская епархия

31 декабря 2018 года.

**

3. свящ. Яков Кротов

ЕВРЕЙСКО-АРХИЕРЕЙСКИЙ ЮМОР: ИСТОРИЯ ЛЕОНИДА ПОЛЯКОВА

Отец Георгий Эдельштейн написал развёрнутый комментарий к воспоминаниям свящ. Владимира Тимакова об о.Александре Мене (http://yakov.works/4/texts/27_ae/Aedelshteyn_2018.htm) 

Воспоминания Тимакова опубликовал сайт «Правмир» (церковный вариант «Раши Тудей»). Тимаков намного старше Меня, родился в 1929 году, сейчас настоятель храма в Гольяново. То ли из-за пожилого возраста, то ли по другим причинам, воспоминания Тимакова полны неимоверных ошибок.

Можно добавить к анализу о.Георгия, что Мень не учился очно в семинарии, что мать Меня не была прихожанкой Николо-Кузнецкого храма, что Мень никогда не интересовался собиранием старинных икон — в отличие от Тимакова. Знакомство Меня с Тимаковым было поверхностным и мимолётным. Люди очень уж разные. Изначально, возможно, различия были не так уж велики (хотя вряд ли случайно Мень никогда не упоминал Тимакова в своих воспоминаниях), но люди меняются. Многие «сдуваются», увы. Среда тут второстепенна, хотя, конечно, можно списать «сдувание» и на тяжёлые условия брежневских лет, и на медные трубы ельцинско-путинских лет.

Своего рода печальной прижизненной эпитафией может служить благоговейный рассказ Тимакова о том, как его — 80-летнему настоятелю храма — удостоил посещением А.Кураев и похвалил убранство храма. Вера, сведённая к обрядоверию, к форме. Тут иконы, действительно, становятся идолами, как становится идолом и Слово Божие, если попадает в руки, не попав в голову и сердце.

Уже после написания отзыва об интервью Тимакова отец Георгий вспомнил, кто приезжал к о.Александру Меню в Алабино. Конечно, это был не Ярушевич. Это был еп. Леонид Поляков (1914-1990), кстати, умерший 8 сентября 1990 года, накануне гибели отца Александра Меня.

Мень упоминал, что ходили слухи о еврействе Полякова, но что это «миф». Однако, отец Александр ошибался. Другое дело, что утверждение Анатолия Краснова-Левитина, что еп. Леонид Поляков — внук банкира Полякова, было неверным. Епископ был сын ничем не примечательного петербургского врача-еврея, принявшего православие. Среди его одноклассников, с которым Поляков поддерживал близкие дружеские отношения всю жизнь, были Аркадий Райкин и Яков Зельдович. До рукоположения в священники в 1947 году Поляков был врачом, как врач участвовал во всех войнах, начиная с Финской.

Очень короткое время, с апреля 1962 по август 1963 года Поляков был поставлен на вершину церковной власти — викарием Московской епархии, председателем хозяйственного управления МП, настоятелем Елоховского собора. Однако, он был снят и заменён Пименом Извековым, личностью несравненно более блеклой и простой в использовании.

Поляков, конечно, не был диссидентом, хотя именно он рукополагал в священники Глеба Якунина — по должности рукополагал, не по особой симпатии. Можно осторожно предположить, что одна черта Полякова не устраивала власти: неизбывное и очень специфическое чувство юмора. Даже родная мать не всегда понимала, когда он говорит всерьёз, а когда шутит. Одному молодому человеку, сдававшему экзамены в семинарию, он горестно сказал, что тот не соответствует требованиям, предъявляемым к ученикам первого класса семинарии, не соответствует... Молодой человек чуть в обморок не упал от горя, а через несколько дней от счастья, обнаружив себя в списках зачисленных во второй класс. А много позже, уже в Риге, он на вопрос диакона, у которого священника брать благословение, ответил: «У того, с красной мордой». Диакон в шоке, священник краснеет ещё больше: накануне перебрал со спиртным.

Сергей Бычков вспоминал, что в 1970-е годы встретил Полякова, тогда уже рижского митрополита, в приходе о.Тавриона Батозского в Латвии. Бычков показал митрополиту книгу Меня «Небо на земле», изданную в Брюсселе без указания имени автора, и сообщил, что автор Мень: «Когда я сказал, что она создана отцом Александром, митрополит не поверил.«Слишком легко написана, прекрасным литературным слогом! Не может быть!» Я не сумел переубедить владыку».

Конечно, это одно из проявлений того самого чувства юмора, которым был богат митр. Леонид. Поляков отлично знал способности о.Александра Меня, высоко его ценил, но он совершенно не собирался сообщать об этом первому встречному господину из Москвы, с характерной настойчивостью пытавшемуся завести разговор на темы, на которые в те годы без сторонних рекомендаций разговоров с первыми встречными не заводили.

Тот же юмор Полякова сказался, очевидно, в его реакции на забавный казус с матерью отца Александра. Не приготовить трапезы для владыки?! Как так?! Редкий архиерей отреагировал бы так же!

http://yakov.works/libr_min/00/index_2019_02_07_raznes.htm