Приветствую Вас Гость | 
НОВЫЙ ЗАВЕТ
ВЫЗОВ, БРОШЕННЫЙ МИРУ
В историческом романе польского писателя Генрика Сенкевича «Куда идешь?» («Quo Vadis?»), получившего Нобелевскую премию по литературе, есть один знаменательный эпизод. Действие происходит в начале 60-х гг. I в. в Риме. Герой книги молодой аристократ Виниций в поисках любимой девушки, переодевшись, отправляется на тайное собрание её единоверцев-христиан. Виниций и его спутники пробираются ночью на окраину города. Они следуют за людьми, тоже идущими на собрание. «Справа, слева, впереди виднелись темные фигуры, осторожно двигавшиеся к песчаным оврагам. Некоторые из них несли фонари, стараясь, однако, прикрывать их плащами; другие, лучше знавшие дорогу, шли в темноте. Опытный солдатский глаз Виниция отличал по походке мужчин помоложе от стариков, что брели, опираясь на палки, и от женщин, плотно укутанных в длинные стОлы.
Редкие путники и шедшие из города крестьяне, вероятно, принимали этих ночных странников за спешащих к карьерам работников или за членов похоронных братств, которые иногда устраивали себе ночью ритуальные трапезы. Однако чем больше отдалялись от города молодой патриций и его спутники, тем больше фонарей мерцало вокруг и гуще становился поток».
Так Виниций добрался до Острианского кладбища, где уже собралась большая толпа. Он слышал странное пение, видел взволнованные лица, освещенные фонарями и факелами. И наконец воцарилась глубокая тишина, когда перед костром появился старик, обратившийся к людям с речью.
«Молодой человек еще не вполне мог дать себе отчет в своих впечатлениях, но ему показалось, что в фигуре человека, стоявшего перед ним, есть что-то и очень простое, и вместе необычное — удивительным образом необычайность как бы и состояла в простоте. Не было у старика ни митры на голове, ни дубового венка, ни пальмовой ветви в руке, ни золотой таблицы на груди, ни облачения, усеянного звездами или белоснежного, — словом, никаких атрибутов, которыми украшали себя жрецы восточные, египетские, а также римские фламины».
Виницию шепнули, что это Петр, рыбак, ученик Христа. Старец «имел вид вовсе не какого-то искусного в церемониях верховного жреца, но словно бы совсем простого человека преклонных лет, бесконечно почтенного свидетеля, пришедшего издалека, дабы поведать о некой истине, которую он видел, к которой прикасался, в которую уверовал, как верят во что-то очевидное, и которую полюбил, ибо в нее уверовал. И лицо его светилось такой силой убежденности, какая присуща одной истине».
Разумеется, эта сцена нарисована с помощью художественного воображения писателя. Но не только воображения. Сенкевич посещал Рим, внимательно изучал античные памятники и литературу. Он знал, что древний историк Корнелий Тацит говорил об «огромном множестве» христиан, на которых в 64 г. обрушились массовые репрессии со стороны императорского правительства. Поводом для гонений был страшный пожар, в котором сгорела почти вся столица. Христиан обвиняли в поджоге. Но в то время мало кто подозревал, что новая вера принесла в мир иной огонь, который озарит своим светом всю человеческую историю. Империя гордилась своими завоеваниями, богатством, законами, наукой, философией. Но при этом все более очевидной становилась её духовная нищета, вакуум в той области, которая представляет самое средоточие человеческой жизни. И именно в этот момент Рим услышал весть о Христе. Она бросила вызов старым культам, бездуховности, насилию, нравственной опустошенности и разложению, указала на просвет в темной завесе бытия. Ибо эта весть говорила, что в лице Иисуса Назарянина сама высшая Тайна заговорила с миром, призывая людей вернуться к утраченному смыслу бытия.
Сенкевич описывает тот момент, когда христианство впервые обратило на себя внимание в столице империи. До этого оно уже 30 лет незаметно распространялось в городах и областях державы цезарей. Выйдя из Иерусалима, оно растекалось по Средиземноморью, с каждым днем завоевывая себе новых приверженцев. «Мир, как и у нас в Европе, — писал перед смертью Александр Блок, — был расколот прежде всего пополам; старая половина таяла, умирала и погружалась в тень, новая вступала в историю с варварской дикостью, с гениальной яростью. Но сквозь величественные и сухие звуки римских труб, сквозь свирепое и нестройное бряцание германского оружия уже все явственнее был слышен какой-то третий звук, не похожий ни на те, ни на другие; долго, в течение двух-трех столетий, заглушался этот звук, которому наконец суждено было перекрыть все остальные звуки». То был голос Радостной Вести, Евангелия.
И позднее, когда военные трубы и варварство не раз потрясали мир, этот голос звучал снова и снова, напоминая людям о непреходящем. Когда же казалось, что само христианство умерло, Радостная Весть вновь становилась источником возрождающей силы. Сила эта заключается не в букве, а в живом образе Основателя христианства, в Его духе. Именно Он влек к Себе тысячи людей, когда ещё не существовало ни одной книги Нового Завета. Церковь жила им, обретая Его в проповеди апостолов, в молитве и в Чаше Евхаристии. И лишь через 30 лет после Голгофы появились первые записанные Евангелия.
Они не были ни воспоминаниями, ни историческими биографиями Христа, а представляли собой благовестие (хорошую весть, хорошую новость), слово о Спасителе, через Которого человек обретает единение с Вечным. Одно из первых Евангелий появилось в Риме в тот самый период, о котором повествуется в романе Сенкевича. Называется оно Евангелием от Марка.
Кем был этот Марк?
В 30 — 40-е гг. I в. в Иерусалиме жила вдова по имени Мария, происходившая из семьи иудейских священнослужителей. В её доме часто собирались ученики Иисусовы. Ее родственник Иосиф Варнава, человек удивительных душевных качеств, играл видную роль в первой общине христиан. Апостол Павел называл Марию своей матерью. У нее был сын Иоанн, носивший второе, римское имя — Марк. Этот юноша стал спутником и помощником Павла, а затем апостола Петра. По свидетельству малоазийского епископа Папия, жившего во II в., Марк был переводчиком Петра. По-видимому, Петр, простой рыбак, плохо изъяснялся на греческом языке, а латинский вообще едва ли знал. Слушая его, Марк, по словам Папия, «с точностью записал всё, что запомнил, хотя и не держался порядка слов и деяний Христовых, потому что сам не слышал Господа и не сопутствовал Ему». Да и сам Петр «излагал учение с целью удовлетворить нужды слушателей, а не с тем, чтобы беседы с Господом передать по порядку». Другого Марка раннее христианство не знает. К тому же Иоанн Марк не был столь знаменитой личностью, чтобы легенда приписала ему Евангелие. Поэтому есть все основания считать, что он действительно является автором книги, занявшей второе по порядку место в Новом Завете.
Не следует думать, что это Евангелие было простой стенограммой рассказов Петра. Живые подробности, выдающие повествование очевидца, перемежаются в тексте с кратким полусхематичным изложением событий. Кроме того, многие эпизоды и речения, видимо, существовали отдельно в устной традиции. На своих молитвенных и евхаристических собраниях первые христиане, по обычаю того времени, постоянно повторяли слова Христовы и описания событий Его жизни. Поэтому их, естественно, многие запоминали наизусть. Так возникло целостное евангельское предание. Оно восходило к рассказам Петра и других свидетелей евангельской истории. Марк был одним из первых, кто объединил все эти сказания, создав новый литературно-церковный жанр Евангелия. Его книга не произведение профессионального писателя. Она написана простым языком, без художественных прикрас и даже без приемов, свойственных народному творчеству. Эпизоды стремительно сменяют друг друга, нередко соединяясь лишь излюбленным словом евангелиста «тотчас». Иисус изображен в Евангелии как Воитель, выступающий против сил тьмы. Поэтому евангелист часто говорит об исцелениях одержимых. В глазах Марка они словно воплощают в себе общий душевный и духовный недуг погруженного в кризис мира. Кроме рассказа о страстях, повествование ведется без строгой хронологической последовательности (причину этого объяснил Папий).
Как справедливо указал С. С. Аверинцев, в Марковом Евангелии «то и дело просвечивает семитический языковой строй». Это обусловлено первоисточником евангелиста — преданием Иерусалимской общины, состоявшей из иудеев. Есть даже гипотеза, что какую-то часть записал на еврейском (или арамейском) языке сам Петр, а Иоанн Марк перевел на греческий. То, что евангелист имел в виду нееврейских, в частности римских, читателей, подтверждается тем, что он разъясняет некоторые восточные слова и иудейские обычаи.
Когда писалось Евангелие, авторитет апостолов был уже очень велик. Тем не менее Марк не идеализирует их. Он подчеркивает, что они часто не понимали Учителя, что они, оставив Его, бежали и т. д. Это невозможно объяснить иначе, как происхождением рассказов от самих апостолов, которые не желали щадить себя и не замалчивали своих слабостей. Более того, евангелист приводит факты, которые не могли не смущать его читателей. В частности, то, что Христос не смог исцелить больных в Назарете из-за их неверия. Марк не боится изображать человечность Христа: Он негодует, печалится, тяжело вздыхает, видя косность людей. И в то же время Он — таинственное Лицо, Некто, пришедший из иного мира. Он не открывает прямо Своей тайны, но призывает учеников самим приблизиться к её пониманию.
Евангелие от Марка стало одним из источников для других евангелистов. Читая его, важно осознавать, что это Евангелие было первым, которое прочли люди, для которых оно прозвучало вестью о новой эре и новой жизни.
А.Мень
