Архимандрит Виктор (Мамонтов). Христианин не может быть одиночкой
Архим. ВИКТОР (МАМОНТОВ). Христианин не может быть одиночкой. Диалог с участием архимандрита Виктора (Мамонтова) посвящен вопросам современной евхаристической жизни Православной Церкви.
Беседа И. Я. Грица и С. Д, Каринского с архимандритом Виктором (Мамонтовым), настоятелем храма прп. Евфросинии Полоцкой в Карсаве (Латвия).
И. Гриц: Отец Виктор, мы рады возможности беседовать с Вами здесь, в Карсаве, маленьком городе, который находится недалеко от границы Латвии с Россией. В городе живет около трех тысяч человек, но в нем имеется известный многим храм преподобной Евфросинии Полоцкой, настоятелем которого Вы являетесь. Мы знаем, удивляемся и радуемся тому, как плодотворно развивается общинная жизнь в Вашем приходе. Вы — монах. Как совмещается монашеское призвание с общинной жизнью в миру?
О. Виктор: В монашестве возможны разные пути: кто-то призван к отшельническому образу жизни, а кто-то к киновийной (общежительной) жизни.
Я был послушником большого общежительного знаменитого монастыря — Почаевской Лавры, где, казалось, я мог бы познать истинную жизнь во Христе в единении с братией. Но, к сожалению, евхаристическая жизнь, без которой не может быть настоящего единения, настоящей духовной семьи, здесь, как и в других монастырях страны, была нарушена: в день Господень все братья были на молитве в храме, но не все причащались. Чаша была для паломников, но не для монахов. Монахи причащались по большим праздникам, в день ангела. А для христианина Евхаристия — это центр жизни, она создает общину, питает ее. В монастыре я не обрел настоящей общины. Радость общинной жизни я познал в миру. В 1980 году я приехал в Латвию, где началось мое служение. Меня рукоположил во пресвитера митрополит Рижский и Латвийский Леонид (Поляков), и я получил приход недалеко от Риги, в г. Тукумсе. Вскоре владыка постриг меня в монашество. Я стал монахом в миру. Исполняя свои монашеские обеты, я не мог затвориться только в своей келье, но должен был, как пастырь, служить на приходе, имея попечение о душах прихожан.
Здесь, в Тукумсе, я столкнулся с трудностями церковной жизни уже известными мне ранее. Одна из них — отсутствие общины. Меня смущало, что христиане живут как одиночки: христианин не может быть один, это противоречит природе христианства.
К сожалению, в те времена из-за внешних гонений, а так же из-за малодушия и маловерия самих христиан, на приходе не было общинной жизни. Люди боялись открыться друг другу, приходили в храм не регулярно, не в каждый воскресный день. Многие не участвовали в евхаристическом собрании. Но во-преки препятствиям, на приходе постепенно зарождалась община. Появилось ее ядро, несколько верных активных помощников. Когда меня перевели на новый приход в г. Карсаву, те, кто начал жить общинной жизнью в Тукумсе, стали приезжать сюда и своим служением, своим примером вдохновляли местных прихожан на активную евхаристическую жизнь.
С. Каринский: Что для Вас есть община? Приход? Вокруг любого священника собираются люди, которые ближе к нему. Всегда ли это община или нет?
О. Виктор: Община — это духовная семья, члены которой хорошо знают друг друга, имеют чувство ответственности друг за друга. Это живой организм. Приход же — понятие географическое. Начатки общиной жизни я видел на приходе о. Дмитрия Дудко еще в 70-е годы в Москве, а настоящую общину — на приходе у архимандрита Серафима (Тяпочкина) в селе Ракитном, где катехизация совершалась через богослужение, через весь церковный ритм.
И. Гриц: Батюшка, а когда Вы пришли к мысли о необходимости научения в Церкви?
О. Виктор: Внутренне я пришел к этому с самого начала моего монастырского служения. Еще в те трудные годы я пытался в Карсаве тайно провести перепись населения, чтобы узнать кто из людей крещен, кто нет. Частично мне это удалось. В ближайшее время мне нужно закончить перепись, чтобы лучше совершать воцерковление.
И. Гриц: Наверно у Вас уже есть предварительные данные. Православных ведь здесь немного?
О. Виктор: Да. В городе больше католиков, нежели православных.
И. Гриц: Как реально складывается ситуация при таком межконфессиональном, так сказать, проживании, когда православные в меньшинстве? Как это отражается на Вашей общине? Ведь в такой ситуации она оказывается общиной свидетельства и миссии Православия.
О. Виктор: Здесь распространены смешанные браки, в одной семье могут быть и православные и католики. Все, кто входят в нашу общину, являются свидетелями веры в своих семьях, Уровень их свидетельства зависит от того, насколько они воцерковлены. Наши прихожане по-братски относятся к католикам. Католики приходят к нам с желанием непосредственно познакомиться с православием, нашей общинной жизнью, значит они находят для себя что-то нужное в нашем опыте.
С. Каринский: Батюшка, Вы ныне настроены на евхаристическое общение, т. е. ставите Евхаристию центром общинной жизни?
О. Виктор: Да.
И. Гриц: Как возникло у Вас это стремление? Откуда оно у Вас?
О. Виктор: Я поступил в Почаевскую Лавру в конце 70-х годов, до этого у меня уже был евхаристический опыт. Я посещал общину о. Дмитрия Дудко, ездил к архимандриту Тавриону (Батозскому) в Рижскую пустыньку. В Пустыньке, в 1975 году, я познал тайну евхаристического общения. Я с радостью и легко вошел в евхаристический ритм общины. По возвращении в Москву было желание сохранить его, но один священник сделал мне замечание: «Вы часто причащаетесь». Я старался причащаться каждое воскресенье. Идя на Евхаристию, я всегда желал участвовать в ней. Тогда мое желание, разумеется, было менее осознанным, нежели сейчас, но заряд такого сознания, такого духовного самочувствия был. Я очень благодарен о. Тавриону, что ему удалось воспитать мои духовные чувства. Считаю, что встреча с о.Таврионом имела в моей жизни большое значение, в ней была предугадана тайна церковной жизни наших дней.
С. Каринский: А все-таки, что же главное, с чего, по Вашему мнению, нужно начинать — найти священника, вокруг которого община может строиться, или что-то еще? Конечно же, центр общинной жизни — это Евхаристия, но как людям собраться вокруг Евхаристии, как тем, кто причащается в одном храме составить общину?
О. Виктор: Я всегда говорю: не ищите хороших батюшек — ищите Бога. Многие стремятся найти пастыря и успокоиться, быть под его крылышком и считать себя «спасенным». Чтобы создать общину, нужен активный священник. Если у него нет горения, нет правильного понимания природы Церкви, тогда все может превратиться только в служение ради служения. Слышал, как про одного молодого священника говорили: «Такой аскет, так много молится: закроется в церкви, служит один и никого не пускает». Важно, чтобы люди действовали не от себя, чтобы понимали, что своим общением во Христе они должны являть Церковь. В церкви ставок на яркую личность не должно быть, необходимо, чтобы каждую общину вел священник, имеющий правильное церковное сознание, который не уклоняется от истины и своей личной жизнью свидетельствует о Христе.
И. Гриц: Батюшка, вот Вы сказали, что в Тукумсе у Вас в приходе было ядро общины, но община, как таковая, тогда еще не сложилась. А сегодня какое существует соотношение в Карсаве между Вашим приходом и Вашей общиной?
О. Виктор: Я не могу пока сказать, что наш приход — полностью общинный. У нас по-прежнему одна небольшая община. Некоторые прихожане не могут приходить в храм каждое воскресенье. Иные появляются в нем два-три раза в месяц или в полгода — раз. Разумеется эти люди сами себя выводят за пределы Церкви и не являются по-настоящему церковными людьми. Появлению общин на нашем приходе поможет общая, а не индивидуальная катехизация, которая всегда у нас была и есть соответственно нашим условиям. Община рождается, когда катехизацию проходит группа людей.
И. Гриц: Евхаристическое собрание — это, несомненно, центр, вокруг которого церковь начинает расти как живое тело. Но ведь Евхаристией не исчерпывается общинная жизнь. И в день Господень после Евхаристии мы слышим: «С миром изыдем». Это Господь посылает нас в мир. Собирается ли Ваша община регулярно на какие-либо встречи, как это принято на нашем приходе в Москве? Какие еще формы общинной жизни у вас существуют?
О. Виктор: У нас бывают трапезы любви после Евхаристии. Мы принимаем у себя другие общины, которые духовно родились на основе нашего скромного опыта: из Резекне, Риги, Санкт-Петербурга, Лиепаи, Огре. Когда они вместе с нами, наш приход имеет другое лицо, т. е. он общинный, возникает иной ритм, создается иной колорит приходской жизни. Специфика нашего служения в том, чтобы помочь безобщинным приходам стать общинными, приготовить для них закваску духовной жизни.
С. Каринский: Это действительно реальная проблема. Для того, чтобы возникла община, нужен священник и люди, которые его поддерживают. Но, известно, что в тяжелые 20 — 30-е годы часто возникали общины не вокруг священника, а иным образом. Очень многие люди, которые ходят в храм, испытывают одиночество и, в силу этого, не чувствуют себя полными членами Церкви. Они часто задают вопрос: «Как найти духовного отца?» В действительности же не духовный отец им нужен, а община. Как этим христианам-одиночкам найти общину или создать ее?
О. Виктор: У нас имеется опыт резекненской общины. В масштабах Москвы мы живем с ними как бы в одном городе: нас разделяет расстояние в сорок километров. Из Резекне люди приезжали в наш храм на богослужения; исповедовались и причащались, участвовали в трапезах любви. Постоянно ездить они не имели возможности, но у них была жажда продолжать духовное общение и в Резекне.
Они, не имея пастыря, разделяющего их взгляды на церковную жизнь, начали с себя, т. е. решили заняться катехизацией. С помощью братьев и сестер из московского храма Успения в Печатниках они прошли первичную катехизацию, воцерковились; те, кто не были крещены — крестились, и сейчас они осознают себя как духовная семья. Пережив опыт общения, они поняли, что родилось в них самое главное — забота друг о друге и стремление служить друг другу.
Когда я собирал материалы о жизни схиархимандрита Космы, в Тверской области я познакомился с общиной, которая в течение более двадцати лет жила без пастыря и без храма. Ее члены иногда приезжали в Ригу к о. Иоанну Журавскому, духоносному старцу, а потом к о. Косме в Рижскую пустыньку — духовно укрепиться, причаститься Святых Христовых Тайн. Дома они совершали богослужения мирянским чином в воскресные и праздничные дни, имея необходимые богослужебные книги. Это были христиане монашеского склада. Их опыт можно принять и при желании создать общину. Христиане не должны ждать, что духовная семья возникнет сама по себе, ее нужно созидать. Возникает желание встречаться, вместе читать Священное Писание, вместе ходить в храм, молиться и причащаться. Они, знающие и любящие друг друга, в храме пред Богом предстоят как малое стадо. А затем Господь может дать им полноту жизни, если они обретут пастыря. Если же общинка разрастется, то и сама родит того, кого Господь определит быть священником.
И. Гриц: Батюшка, Ваш опыт показывает, что существуют разные типы общин и разные формы их служения. Например, Ваша, карсавская, является своего рода центром, я бы сказал, такой импульсации, центром приема. Я очень хорошо помню, как год тому назад за одним столом после евхаристического собрания сидели люди из Австралии, Бельгии, Франции, Иерусалима, Санкт-Петербурга, Москвы. Ведь что-то их сюда ведет. Из России к вам стремятся, хотя в последние годы воздвиглись новые барьеры, границы и пр. Можно сказать, что ваша община несет миссию приема паломников. Вот мы у вас паломники, и вы нас с любовью принимаете, за что мы вам очень благодарны.
О. Виктор: Мы всегда рады всякому приходящему к нам человеку. Приезд паломников не всегда планируется. В дни их пребывания, наша община расширяется. До закрытия границ приезжали люди из разных городов и районов России: Норильска, Южно-Сахалинска; из Сибири, Дальнего Востока. В последнее время к нам стали приезжать братья из Западной Европы и Америки. Мы встретились лицом к лицу с носителями иного опыта духовной жизни, о котором знали только по книгам. Нам дорог и близок своеобразный путь братства «Тивериада» из Бельгии, которое живет по обету: «Всегда радоваться». Тем самым оно духовно соединяется с любимым им святым Серафимом Саровским. У тивериадцев — маленькая община, но за год они принимают у себя несколько тысяч людей. Они дают им работу, молятся вместе с ними, внимательно их выслушивают и тем самым помогают многим обрести Бога.
И. Гриц: Возникают ли у Вас проблемы общения с братьями, которые прибывают из других стран? Например — языковые проблемы, проблемы взаимопонимания?
О. Виктор: У нас есть в общине сестра, которая говорит по-французски и помогает общаться с паломниками, говорящими на этом языке. Дух богослужения они чувствуют очень хорошо. Но самое главное — происходит обмен духовным опытом во время индивидуальных и общих бесед.
И. Гриц: Меня интересует не только язык общения с братьями из других стран, но и язык богослужения вашей общины, потому что в ней ведь не только русские. Наверное, в Латвии проблема языка богослужения стоит острее, чем, например, в Москве.
О. Виктор: Приходы, в которых есть и русские и латыши, должны служить на двух языках, а там, где латыши преобладают, богослужение должно идти на латышском языке. Например, в г. Виляке, в православном приходе служба совершается на двух языках, а в селе Лиепна — только на латышском языке. А в рижском Христорождественском Соборе, где во все дни служба совершается на церковнославянском, по субботам в Литургии, совершающейся на латышском языке есть частичные введения некоторых текстов на церковнославянском (параллельное чтение на двух языках Евангелия, пение «Символа Веры» и «Отче наш»). Когда в наш, русскоязычный, приход приезжают латышские братья и сестры, во время богослужения некоторые песнопения и чтения, к примеру, «Трисвятое» на часах, — звучат на латышском языке. Во время треб, например, при отпевании и других, нам приходится, учитывая смешанный состав молящихся, служить на двух языках.
С. Каринский: Существуют ли православные богослужебные тексты на латышском или латгальском языке?
О. Виктор: Богослужебные православные книги на латышском языке существуют с середины прошлого века, есть ли такие книги на латгальском языке, я не знаю. Мессы на латгальском языке совершаются не только в Латгалии, но и в Риге и в других местах. Например, в рижском костеле св. Марии Магдалины все службы совершаются только на латгальском языке, а во многих других католических приходах Риги, среди служб, совершаемых на латышском, русском, польском, литовском — служат также и на латгальском. Но, по свидетельству православных латышей, существующие богослужебные тексты на латышском языке несовершенны. Недавно возобновилась работа по переводу и усовершенствованию богослужебных текстов. Занимаются этим важнейшим делом прихожане рижского храма Вознесения Господня. Со дня основания Вознесенского храма в 1903 году богослужения всегда велись на латышском языке. Храм никогда не закрывался, но активной приходской жизни после Второй Мировой войны в нем не было.
В последние годы началось возрождение литургической жизни в приходе. Среди пришедших туда воцерковленных молодых христиан, есть одна сестра, получившая навыки общинной и литургической жизни в нашем карсавском приходе, где она прожила год. За это время она изучила церковный устав, приобрела опыт псаломщика, что помогло ей, по возвращении в Ригу, активно участвовать в возрождении жизни прихода и в работе по усовершенствованию богослужебных текстов на латышском языке вместе с другими членами прихода. Думаю, что жизнь Вознесенского прихода, с его внутренней и внешней миссией, окажет животворящее влияние на церковную жизнь православных латышей и всей Латвии.
С. Каринский: В Латвии православие не является религией только для русских?
О. Виктор: Православие в Латвии существует издревле, его исповедовали жившие здесь и латыши, и русские, о чем свидетельствуют древние летописи, упоминающие православных латышских князей, например, князя Всеволода (Visvaldis), о судьбе которого повествует хроника Генриха-Латыша, написанная в XIII веке. Наиболее мощный приток латышей в православие был в середине прошлого века, во многом, благодаря самоотверженному служению епископа Филарета (Гумилевского)*. (Епископ Филарет (Гумилевский) — (1805 — 1866), прославлен как местный святой в Черниговской епархии.) Хотя, конечно, были и другие причины.
И. Гриц: Сегодня в Православной Церкви стоит проблема богослужебного языка. Там, где служат на церковнославянском языке, люди, приходя в храм, очень часто ничего не понимают; если еще и молитвы читаются невнятно, то они просто уходят, говоря: «Все очень красиво, очень эстетично, красивое пение, позолота, лампады, но я ничего не понимаю и больше тут быть не могу». Смысла происходящего на службе они не понимают. А Вы, батюшка, на какой язык ориентированы?
О. Виктор: Служба у нас совершается на церковно-славянском языке. Но Евангелие я всегда стремился читать и на русском языке. В Риге, в Кафедральном Соборе покойный владыка Леонид на великопостных службах благословлял читать паремии только на русском языке, чтобы слушающим был понятен их смысл. На литургии Преждеосвященных даров положенная кафизма, а также кафизмы на часах, читались на русском языке.
И. Гриц: В какие годы это происходило?
О. Виктор: В 60 — 80 годы; во все годы служения владыки Леонида в Рижской епархии.
И. Гриц: Сегодня для многих чтение паремий по-русски это почти революция в церкви. А тогда сам митрополит Леонид это делал? И это не вызывало никаких протестов?
О. Виктор: Есть свидетельства о том, что владыка Леонид по приезде на Рижскую кафедру в 1966 году пытался ввести чтение Апостола на русском языке, но не все захотели принять это, были жалобы патриарху. Патриарх не благословил чтение Апостола на русском языке.
С. Каринский: Вы относитесь положительно к русификации богослужения?
О. Виктор: У меня был акцент только на чтение Священного Писания на русском языке, поскольку этот момент богослужения очень важный. Моя практика складывалась из внутренней потребности. Когда же я познакомился с опытом митрополита Леонида, то обрадовался такому совпадению с моими поисками.
И. Гриц: Можно ли сказать, что в последние годы Вы внутренне пришли к необходимости богослужения на русском языке?
О. Виктор: В этом есть потребность. Я вижу, что люди более приближаются к Господу, когда они вмещают смысл, который дается богослужением и Священным Писанием, и, наоборот, отдаляются от Него, когда этот смысл закрывается.
И. Гриц: Здесь, в Латвии, в Риге, мне неоднократно приходилось слышать от некоторых священнослужителей о том, что совсем необязательно вникать в смысл богослужения. Главное — четко исполнять требования устава, а понимаешь ли ты его или нет — неважно. Что Вы об этом скажете?
О. Виктор: Смысл — это жизнь. Если нет смысла, остается только форма. Мы застреваем в обряде, и для нас обряд становится выше Истины. Я думаю, что если бы сейчас был жив митрополит Леонид, он был бы одним из самых ревностных поборников русификации богослужения.
И. Гриц: Это был один из самых просвещенных наших владык, едва ли не единственный доктор богословия.
О. Виктор: У него есть труды, посвященные Паисию Величковскому и Амвросию Оптинскому. Некоторые из его проповедей опубликованы в журнале «Православная община», в альманахе «Христианос — I».
С. Карийский: Чтение Священного Писания в храме и проповедь — это очень важные части богослужения. А как Вы относитесь к тому, что христиане собираются группами и вместе читают, допустим, у кого-нибудь дома, Священное Писание и пытаются его осмыслить?
О. Виктор: В нашей общине недавно закончилась годичная катехизация и те, для кого чтение Священного Писания не было каждодневной потребностью, сейчас имеют такую жажду, потому что они уже приобрели навык чтения. После выхода новопросвещенных из пустыни мы начнем совместные еженедельные чтения Евангелия, как это уже практикуется в резекненской общине. Ее члены каждую неделю собираются и вместе читают Священное Писание, размышляют над Ним.
С. Каринский: А нет ли опасности в том, что христиане сами пытаются разбирать текст Евангелия? Не могут ли они уклониться от Истины?
О. Виктор: Если человек лично встретился со Христом, с Богом, тогда ему открыт Дух и смысл Евангелия. Если эта встреча еще не произошла, нужно молиться Святому Духу, чтобы Он открыл ум и сердце к уразумению Слова Божия. Чтобы не уклоняться от Истины в толковании Евангелия, нужно изучать церковную традицию чтения Священного Писания.
И. Гриц: У Вас в храме нам было радостно наблюдать практику постоянной проповеди — Слово Божие и проповедь неразделимы. Но во многих храмах России это довольно редкое явление, когда произносят проповеди после Священного Писания.
О. Виктор: Когда Евангелие становится нашей жизнью, то сама жизнь является проповедью. Для меня образцом такой проповеди был мой духовный отец — старец Серафим из Ракитного.
И. Гриц: А какова роль проповеди в созидании общины?
О. Виктор: Когда пастырь говорит, он открывает себя, свое сердце, свой духовный мир. В этом общении он виден насквозь. По его интонациям, по поведению, по его реакции на Слово Божие видно, чем он живет. Через проповедь видно, что открыто, что закрыто. Я думаю, что проповедь — это общение в любви, и она должна быть сказана так, чтобы каждый почувствовал, что это слово прозвучало для него лично.
И. Гриц: У нас в Москве, в наших общинах есть опыт, правда, не очень распространенный, но достаточно стабильный, так называемых проповеднических встреч. В небогослужебное время вне храма собираются общины на евангельские встречи. Люди размышляют над Евангелием, кто-то говорит проповедь, и этот кто-то — не священник, это мирянин. Темой проповеди обычно бывает то, что особенно важно сегодня для этой конкретной общины, самый болезненный для нее или, пока нерешенный, вопрос. На мой взгляд, это довольно интересный опыт. А как Вы к этому относитесь?
О. Виктор: Миряне-проповедники крайне нужны в Церкви, особенно в наше время духовного голода. Миряне нашей общины сейчас только готовятся к такой проповеди, но уже имеются первые опыты.
С. Каринский: Люди должны учиться решать те проблемы, которые ставит перед ними жизнь, церковно, т. е. через Евангелие, через молитвы, через учение Церкви и через проповедь. Проповедь — это всегда попытка найти церковный ответ на данный вопрос, на данную проблему, и поэтому надо учиться проповедовать, так же, как мы учимся молиться, жить по Евангелию.
О. Виктор: Несколько лет доминантой моих проповедей было возрождение евхаристического сознания объяснение того, что есть Трапеза Господня. (Архим. Виктор (Мамонтов) О евхаристическом возрождении. «Христианос -III», стр. 69 — 75.) Те, кто восприняли суть проповеди — их духовное состояние свидетельствует об этом — ожили и радуются. Вторая важнейшая тема проповеди — «что есть Церковь и община», к которой уже успешно подключаются миряне — проповедники.
И. Гриц: Отец Виктор, Вы уже много лет — священник, пастырь. К Вам люди ходят на исповедь и Вы наблюдаете их духовный путь. Замечаете ли Вы разницу между людьми, которые входят в общину, и христианами-одиночками в их росте, в динамике их церковной жизни?
О. Виктор: Разница очень заметна. Люди в общине становятся более открытыми, у них имеется постоянная готовность служить другим. У тех, кто не живет общинной жизнью, отношение к церкви потребительское; они закрыты. Плод общинной жизни — открытость и желание служить близким всем, чем можешь: временем, своими силами, словом и т. д. Только приобщившись к такому опыту, люди понимают, что есть Церковь и каким должен быть христианин. Был случай, когда одна сестра из Резекне, увидев брата из Тивериады, расплакалась. Ее спросили: «В чем дело?», и она ответила: «Батюшка, только сегодня я поняла, кто есть мой брат во Христе. Я всегда об этом слышала в проповеди, и для меня это было чем-то далеким. И вот сегодня я его увидела -брата — он такой живой, открытый, добрый. Встретив человека, готов сразу ему служить».
С. Каринский: Привычное христианское обращение «братья и сестры» само по себе уже подразумевает, что если есть братья и сестры, значит, есть семья, община.
И. Гриц: Насколько мне известно, в Латвии, да и в России тоже, рождение общин встречает, к сожалению, непонимание многих христиан в Церкви. Они подозревают в этом какую-то ересь, или обновленчество, путая его с обновлением. Говорят: «Зачем вам это надо? Все уже в Церкви есть. Ходите на службу, и этого достаточно». Но совершенно ясно, что этого недостаточно. Как Вам кажется, есть ли какая-то возможность дальнейшего развития общинной жизни в будущем?
О. Виктор: Это зависит лично от каждого из нас, от того, насколько мы осознаем сущность таинства единения в Церкви. Что касается отрицательной реакции некоторых людей на возрождение общинной жизни, то она происходит от их духовной слабости, от страха перед сектантством. Когда говорят об общине, то у некоторых возникают ассоциации с сектантством. Люди, к сожалению, забыли о том, что Церковь начиналась как маленькая апостольская община. Думаю, что преодолеть, эту реакцию можно только жизненно, т. е. только тогда, когда возникнут такие общины повсеместно, являя истинный дух христианской жизни. Каждый христианин-одиночка должен серьезно задуматься о том, как он живет, есть ли у него желание выйти из своего одиночества.
В церковной среде нужно больше говорить об общине, чтобы изменилось представление о ней, но лучше всего — начать жить общиной. Многие думают, что общину нужно создавать, собирая людей, составляя списки, но мы уже в начале разговора заметили, что община рождается прежде всего в сердце одного человека. Так пусть этот человек Духом Святым найдет второго.
Материал: www.karsava.ucoz.lv
http://soligalich.prihod.ru/2013/08/01/arximandrit-viktor-mamontov-xristianin-ne-mozhet-byt-odinochkoj/
В Вторая часть тоже есть на Ю-Тьюб