Евгений Рашковский
Священник Георгий Чистяков: личность, тексты, смыслы
Опубликовано в альманахе «Христианос» № XVII
14 октября 2005,
фото И. Богомолова
Значит, нету разлук.
Существует громадная встреча.
Значит, кто-то нас вдруг
В темноте обнимает за плечи.Иосиф Бродский
То, что предложено вниманию читателя - лишь некоторое предварительное рассуждение об опубликованной части литературного наследия о. Георгия - Георгия Петровича Чистякова (4 августа 1953 - 22 июня 2007) - светлого, на редкость живого и проникновенного человека. Литературное наследие о. Георгия огромно и далеко не всё ещё увидело свет. Оно включает научные труды (филологические, исторические и богословские), проповеди, воспоминания, путевые заметки, публицистику и переводы. Однако труд священства, подвиг священства, ставшие главной темой его жизни и мысли, наложили отпечаток на весь характер его мышления. Любой из текстов о. Георгия - созданный ли за письменным столом, или заметки в пути, или проповедническая импровизация в храме - являет собой некое живое и взволнованное собеседование с людьми: с амвона, в учебной аудитории, в доверительной обстановке малой группы друзей. Или же - во встрече с читателем один на один.
Голос его невозможно забыть: звонкий, отчетливый, с придыханиями, голос, артикулирующий каждое слово, чередующий ускоренные и замедленные ритмы, временами переходящий от высокого баритона к тенору и даже к фальцету. Голос активного собеседника, умеющего найти особые слова и интонации для каждого из слушателей, таких непохожих друг на друга. Голос, зовущий к ответным мыслям, чувствам и словам.
А уж о богатстве и полновесности русского слова в его устах - не говорю...
К этой условной словесной «фонограмме» можно было бы еще добавить, что его волшебную речь оживляли постоянные улыбки и отточенная, интуитивно выверенная жестикуляция. По счастью, сохранившиеся на DVD хотя бы немногие записи его лекций и проповедей дают некоторое представление об этой речи.
Мне хочется верить, что читатель, лично никогда не общавшийся с о. Георгием и не слышавший его проповедей и лекций, сквозь тексты расслышит и полюбит его живую речь - речь без излишнего академизма, но и без упростительства. Речь, лично обращенную к слушателю (читателю).
Вообще, надобно отметить, что тексты о. Георгия - при всей их доходчивости и простоте - насыщены мыслью, перекрывающей все жанровые разграничения и «приличия». Во время проповеди он мог увлечься каким-нибудь лингвистическим или историческим сюжетом, связанным с библеистикой, церковной историей или даже с историей гражданской (как-никак - мы живые люди, проживающие не только духовную, но и гражданскую историю). В академических текстах он подчас не мог избежать проповеднических интонаций. Всё это может показаться «безумием» или «соблазном» для академического или же церковного пуриста, но это счастье для тех, кто знал и слышал о. Георгия, да и для тех - я уверен, - кому предстоит узнать и услышать его по книжным и журнальным публикациям и по DVD-дискам. Сквозь тексты просвечивает его живая речь, сквозь речь - личность, а через личность - те живые смыслы, которыми конституируется духовный облик человека и духовные пласты межчеловеческого общения.
Короче, сколь дорог был о. Георгию момент личного контакта в делах веры, мысли и повседневности, нам еще предстоит поговорить ниже.
Жизненные вехи
Отец Георгий происходил из старой русской интеллигентской семьи. Среди его предков были земские врачи из Тульской губернии. По праву рождения и по праву своего становления о Георгий был связан со старой интеллигентской Россией, со старой Москвой. Это - та самая среда, которую один из учителей о. Георгия - Сергей Сергеевич Аверинцев - как-то полушутя определил в раз говоре со мной как «московскую ойкумену». Вот что вспоминал сам о. Георгий об этой среде: в «странных условиях внутренней эмиграции» эта человеческая российско-интеллигентская среда «...спрятанная внутри московских дворов и в глубине огромных коммунальных квартир, как это ни парадоксально, дожила до 60-х годов и полностью ушла в прошлое только в брежневскую эпоху когда в Москве стали ломать заборы между дворами, а потом громить остатки старого города. В эти же годы один за другим начали умирать все эти люди. Теперь их уже не осталось. Особенно грустно то, что в отличие от тех, кто оказался за границей, эмигранты внутри страны не оставили ни дневников, ни мемуаров, ни архивных материалов»[1].
Однако на закате брежневского царствования произошла удивительная вещь: московская (а с нею и питерская) «ойкумена» начала своеобразно возрождаться среди части тогдашней молодой интеллигенции. И это возрождение не было имитацией прошлого, но, скорее, принятием былых культурных эстафет дотоле по-луизничтоженной и идеологически осмеянной старой русской интеллигенции в непривычно новых условиях глобального и собственно-российского развития [2].И вот это самое принятие на себя обновлённых исторических эстафет сказалось на всём облике Георгия Чистякова - будущего о. Георгия: уже почти утраченная ныне московская интеллигентская учтивость в сочетании с искренним общественным демократизмом, сочувственное внимание к собеседнику, несколько старомодная артикуляция речи. Но при этом - глубочайшая погруженность в самые современные и насущные проблемы мipa, Церкви, России.
С детских лет влюбленный в красоту мipa и человеческого творчества, Георгий Чистяков первоначально мечтал стать ученым-египтологом. Жизнь, оддако, сложилась иначе. В стенах Московского университета он выбрал (или, может быть, его выбрала!) специальность историка и филолога-античника. По его словам, особое влияние на студента, а позднее и аспиранта Чистякова оказали лекции, труды и личность Аристида Ивановича Доватура (1897 - 1982), замечательного филолога-классика, но - одновременно - историка, источниковеда и историографа. И не отсюда ли - столь волновавшая о. Георгия и отраженная именно в исторических источниках - письменных, вещественных, лингвистических, музыкальных - проблема связи социальности, мысли и духовных исканий в коллективном и индивидуальном опыте людей? [3]
«Егор» Чистяков окончил МГУ в 1975 г. и с тех пор не прекращал своей научной деятельности: лекционные курсы, семинары, разовые лекции в российских (московских и региональных) и зарубежных университетах, переводы, публикации научных и богословских трудов, участие в научно-популярных вечерах. Многочисленные публикации о. Георгия по проблемам истории культур Античности, Средних веков и Ренессанса характерны редким профессионализмом и проблемным диапазоном и заслуживают стать предметом особого рассмотрения...На протяжении 1999 - 2007 гг. о. Георгий возглавлял Научно-исследовательский центр религиозной литературы и Русского зарубежья Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы им. М. И. Рудомино4.
До последних лет он мечтал религиоведчески обобщить комплекс своих научных трудов в докторской диссертации. У нас была даже договорённость, что когда-то, в гипотетическом будущем, которое в земной жизни о. Георгия так и не наступило, я буду официальным оппонентом на его защите [5]...
7 декабря 1992 г. Г. П. Чистяков был посвящён в диаконы, а 25 ноября 1993 -рукоположен во священники патриархом Московским и всея Руси Алексеем II. Священнослужение о. Георгия в самом сердце Москвы - в храме св. бессребреников и чудотворцев Космы и Дамиана в Шубине (Столешников пер., 2) - стало определяющей вехой последних пятнадцати лет его жизни. Само служение в этом храме - в отношении личности и судьбы о. Георгия - оказалось делом символичным: сам он был бессребреником; сам, вслед за святыми патронами храма, был глубоко вовлечен в дела врачевания (об этом чуть позже). А уж что касается чудотворения, - не чудесны ли человеческое общение и культура, не превозносятся ли они над «автоматикой» социальности и природы? Если, конечно, относиться к ним с должным уважением и вниманием...
Космодемьянский храм, после 62 лет разорения заново освященный в 1991 г., связан узами преемственности с приходом одного из духовных наставников о. Георгия - протоиерея Александра Меня (1935-1990); последний был настоятелем Сретенского храма в Новой Деревне Пушкинского района Московской области [7]. А уж дальняя предыстория Космодемьянского храма и его прихода восходит чуть ли не ко временам Дмитрия Донского...
Космодемьянский храм - благодаря воссоздавшему его протоиерею Александру Борисову, но и во многом - благодаря о. Георгию - стал центром притяжения для тысяч москвичей. И не только москвичей: о. Георгия любили и почитали тысячи людей из периферийной России. Да и сам о. Георгий, с его особым общественным темпераментом и повышенным чувством социального сострадания, знал и любил мip российских регионов, знал и любил не только московскую и питерскую «ойкумены», но и социально приниженных советским и постсоветским истэблишментом интеллигентных людей из наших «обл-» и «райцентров». Его любили тысячи людей из разных стран, включая и ту великую диаспорную страну, которая именуется Русским зарубежьем. Не счесть людей - российских и зарубежных, - которым о. Георгий мог уделить свое духовное окормление. Многие сотни людей - как воистину добрый пастырь - он с первого раза запоминал по имени [8]. И что удивительно: беседуя с людьми, он брал их проблемы и боли на себя; наставляя и утешая людей, он воспринимал и толковал их проблемы как свои собственные [9]. Но об этом нам ещё предстоит говорить.
Он начинал своё служение в Космодемьянском храме, полный темперамента и внутренних сил. С годами его темперамент убывал под тяжестью трудов и болезней; последние годы он служил превозмогая неимоверные физические страдания, но глубина и сердечность его священнослужения лишь возрастали.
Не могу забыть день его последнего священнослужения - Литургию Преждеосвященных Даров в пятницу пятой седмицы Великого поста (23 марта 2007). Весь его облик лучился лаской и светом, превозмогающими боль.
От этого дня сохранилась последняя в его жизни фотография: сквозь весь облик смертельно больного пастыря просвечивает улыбка Вечности.
И еще об одном священническом подвиге о. Георгия. Вслед за о. Александром Менем о. Георгий продолжил духовное окормление пациентов Российской детской клинической больницы (отделения пересадки почки, а позднее - и гематологии). Служение в этой больнице было начато о. Александром Менем в годы Перестройки и было прервано его убийством. В этой же больнице о. Георгий основал домовый храм Покрова Пресв. Богородицы (с библиотекой, художественными и компьютерными занятиями, с системой поддержки родителей больных детей). Многим из детей молитва, организационная и нравственная поддержка о. Георгия и его соратников помогла вырваться к жизни[10], многих он провожал в последний путь и постоянно поминал по смерти.
Для о. Георгия - этого великого пастыря - его больничное служение было огромным источником духовного опыта, отразившегося и в его текстах, но, одновременно, оно было и своего рода невольным телесным самосожжением: постоянное общение с теми, кто физически обречен, кто страдает за грехи и небрежение окружающего мipa, - источник не только сострадания, но и внутренне сожигающей боли...
Отец Георгий на похоронах убитого Юрия ЩекочихинаЕще одна сторона жизни и творчества о. Георгия - его неравнодушие к общественно-политическим проблемам. Внутренняя и общественная свобода, свобода гражданская и свобода культуро-творчества - были в его человеческом и священническом опыте нерасторжимы. Разговор об этой проблеме пока еще кажется мне преждевременным (это та самая трудность для исследователя, которую я обычно называю неостывшим контекстом), но некоторые имена, приводимые ниже, говорят сами за себя.
Среди тех, кого отпевал о. Георгий, можно вспомнить Булата Окуджаву, Юрия Щекочихина, Михаила Гаспарова; о. Георгий служил панихиды по Владу Листьеву, Дмитрию Холодову, Галине Старовойтовой, Сергею Аверинцеву и Анне Политковской.
Эти имена сами говорят за себя. В них - прежде всего в них - как бы смысл и оправдание нашей сложной российской истории последних десятилетий. Как и в имени о. Георгия.
Три основных служения, которые мне хотелось бы отметить, -служения, наложившие свой отпечаток и на весь облик его доселе опубликованных текстов - это служение Богу, людям и мысли. Итак, последовательно - несколько замет о каждом из этих трёх служений.
Божеское
Отец Георгий любил, постоянно изучал и комментировал (в проповедях, лекциях и письменных трудах) Священное Писание -этот основной «код» всякой осмысленной христианской жизни: индивидуальной, групповой, универсальной. Он жил с постоянным сознанием, что Библия, библейские тексты, речения и символы образуют поле неисчерпаемого и постоянно возобновляющегося собеседования Бога с человеком. Возобновляющегося (или, точнее, призванного возобновляться), по существу, в каждое мгновение каждой жизни. И всегда пытался донести эту мысль до людей. По словам о. Георгия, погружение в духовную стихию Писания - вслед за великими мыслителями и подвижниками христианства - есть одно из непреложных условий очищения человеческой души, ее освобождения от искушения злобой и насилием [12].Через тексты Ветхого и Нового Заветов божеская Весть открывает себя и в Литургии, и в повседневной нашей жизни и общении (если вспомнить стихи любимого о. Георгием Владимира Соловьёва - средь суеты случайной [13], и в глубинном внутреннем опыте человека. Что же это за Весть?
По мысли о. Георгия, это Весть о ненавязчиво проницающем весь человеческий род, или, говоря богословски, всего Адама, единстве Триединого Бога. Она «насквозь мистична», ибо обращена к сердцу, «то есть ко всему человеческому «я», а не к одному только рассудку...».
Опыт христианской веры - именно как опыт нелегкого, но целительного и глубоко личного общения нашего сердца с Вестью - «не средство улаживать дела», но «тайна, доверенная нам Богом. Тайна, в которую можно погрузиться, чтооы стать ее частью и жить в ней» [15].
Такой подход к Вести не может быть утилитарен: он требует огромной и любовной внутренней отдачи, требует умения расслышать и отозваться на услышанное. И в этом смысле, Весть может пройти мимо многих, кто приходит в церковные стены исключительно ради каких-то вполне понятных, но сугубо земных и, по существу, прикладных задач: телесного здравия, житейского преуспеяния, психологического комфорта и т.д. [16]
Именно на подлинном опыте восприятия Божественного, Христова Присутствия во Вселенной, в человечестве и в каждом из нас и строятся, согласно трудам и проповедям о. Георгия, и литургическая жизнь Церкви, и опыт молитвы, и самые светлые минуты общения между людьми. Господь, Самого Себя приносящий в дар каждому из нас, исподволь учит нас этой щедрости, этому искусству дара. И это искусство дара было доминантою и жизни, и мысли о. Георгия
Без малого полтора десятка лет наблюдал я о. Георгия в процессах его пастырского служения. Сам тому свидетель, что многие сотни людей стекались к нему на исповеди и на Литургию.
У него были большие, но легкие руки. Он обнимал исповедуемого за плечи, часто обращал его взоры ввысь, чарующе улыбался. И в улыбке его чувствовались и радость о встрече с исповедуемым, и ободрение, и сострадание. Иногда лицо его становилось строгим и сосредоточенным. Я знаю по себе и слышал от многих, что, исповедуя человека в его бедах и проблемах, он воспринимал эти беды и проблемы как собственные, как разделенные им самим [17].За Литургией он находил время и силы поминать многих из нас. И непременно поминал имена детей из Российской детской клинической больницы, которых провожал либо в путь последний, либо в путь послелечебного обновления.
Евангельская и апостольская идея сошествия Христа во ад (т.е. в средоточие космического страдания) в моменты Его крестной смерти, субботнего покоя и Воскресения [18] - была одной из важнейших во всём комплексе литургической и человеческой мистики о. Георгия. И была, как я пытался показать, одной из доминант его пастырского служения.
И эта идея явно присутствует в его письменном и электронном наследии.
Комментируя Данте [*], о. Георгий писал, что сошествие во глубину человеческого страдания, сошествие во ад - есть необходимый путь души ради восхождения к высшим духовным горизонтам Бытия [19]. А опыт Данте тем и ценен, что поэт, пройдя все боли и превратности внешнего земного опыта, сумел символически выразить внутренний опыт «путешествия души». Души, которой удалось не только пройти все круги страдания и очищения, но и поведать об этом на доступном людям языке [20].
Страдание - неизбежно, подчас даже необходимо входит в состав и динамику человеческой жизни. Однако назначение жизни - не в страдании как таковом, но в осознанном или даже неосознанном следовании Христу. И не только в страдании, но и в повседневности (вновь напомню читателю столь любимые о. Георгием слова из стихов Вл. Соловьева - «средь суеты случайной»), в мысли и труде, в молитве, в общении с людьми, в служении людям [21]. И в радости о Господе и Его Матери, - той радости, которая превозмогает страдание. Как это и было в судьбах великих мучеников христианства, в том числе и православных мучеников ГУЛАГа [22].
Вслед за дарившим о. Георгия своим дружеским вниманием митрополитом Антонием Сурожским, о. Георгий настаивал: религиозный опыт человека призван быть не церковной формалистикой и не «ноу-хау» самоутешения и самоублажения, но превозмогающим страдание «духовным путешествием» человека (иной раз даже с «пробами и ошибками») ради встречи с Богом и людьми. Собственно, в этом и заключается смысл веры как одного из важнейших духовных и интеллектуальных узлов нашего существования 23.
Для светского человека, так или иначе изучающего жизнь и наследие мыслителя-священника прошлого и нынешнего века, будь этот человек даже теоретически изощренный философ или историк, важно понять, что облик мыслителя-священника, работающего в гуще секулярного общества, - всегда специфичен. Как бы ни уважал такой мыслитель сферу чисто интеллектуальных отношений, доминантой его поисков является не автономное интеллектуальное служение, но неотступная (именно для священника!) и повседневная связь мыслительного процесса со всем процессом священнослужения: Литургией, пастырской работой с людьми, содержанием храма как модели призванной ко спасению Вселенной. И это - повторяю - при непреложном уважении к автономности специализированного философского или научного знания. Без учета этой специфики трудно понять и даже отчасти расшифровать наследие таких великих священников-мыслителей прошлого века, как, скажем, Сергий Булгаков, Пьер Тейяр де Шарден, Александр Мень [24].
Это обстоятельство сполна относится и к наследию о. Георгия. Для того чтобы понять подход о. Георгия к этому кругу вопросов, неплохо было бы обратиться к текстам его книги «Над строками Нового Завета».
Новозаветные тексты, новозаветное мышление - всё это, по мнению о. Георгия, объективно рассчитано на века и века вперед [25]. Однако, исторически, евангельская Весть [26] была обращена к конкретным людям, к конкретным народам многокультурной, многоязычной, многотемпераментной Средиземноморской ойкумены начала нашей эры [27]. Парадоксальным образом и табличка на кресте Распятого, обозначавшая Его имя и «состав преступления», - «1исус Назарянин, царь иудейский» [28] - была оформлена на трех языках: еврейском, греческом и латыни. Т.е. - по словам о. Георгия - вопреки всей беззаконности судилища - на языке веры, на языке философии и культуры и на языке права. Так, - через глубину унижения, обиды и боли - христианство приняло на себя основные послания народов античного Средиземноморья последующему человечеству [29].
Отец Георгий обращает внимание на особую смысловую насыщенность евангельских текстов: они сквозь века собеседуют с каждым из нас и в быту, и в опыте повседневности [30], и в размышлении, и в Литургии [31]. Стало быть, «притчи из быта» - на века и тысячелетия вперед [32]; они применимы к меняющимся условиям жизни, культуры, технологической среды.
Так, комментируя евангельскую притчу о «богатстве неправедном» [33], о. Георгий замечает, что наши неправедные богатства, - может быть, даже не столько блага материальные (большая часть паствы о. Георгия - интеллигентные люди весьма и весьма скромного достатка или же вообще почти что безо всякого достатка), сколько нами же идоли-зируемые информационные и культурные блага; но и эти блага, т.е. наши знания, наши умения, нашу информированность, мы в состоянии употребить ради Царства Божия [34].
И всё же - мы призваны учиться стяжать во благе богатства мысли и культуры. Подобно Риму, пережитому и запечатленному в творениях Проперция, Гёте или Гоголя, мiр, пережитый и запечатленный в мысли и культуре, становится для нас более открытым и родным. Только бы понять, Кто дарует нам этот мiр и перед Кем мы за этот мiр в ответе…
Тема человеческого существования-в-ответе, человеческой ответственности перед Богом и ближними – одна из центральных, хотя и совсем не навязчивых тем священнослужения и мышления о. Георгия. Передо мной – один удивительный документ на сей счет: краткая беседа о. Георгия о св. Шарле де Фуко (1859-1916), произнесенная в декабре 2006 г., когда до последней госпитализации и кончины о. Георгия оставались лишь считанные месяцы.
Говоря о св. Шарле де Фуко, о. Георгий подчеркивал, что ему дорог особый тип святости: есть святые, которые на исходе жизни как бы «уходят в полутьму», отступая ради Iисуса [36]. Эта мысль – дорогого стоит. Ибо принадлежит она ученому, отказавшемуся от блестящей научной карьеры историка и филолога ради скромного, часто третируемого церковными Стародумами, священнического служения. Принадлежит телесно ослабевшему, снедаемому физическими страданиями, но духовно наполненному русскому священнику.
Вся его жизнь и мысль оказались отступлением в «полутьму» ради полноты Божественного Света. И не столько даже отступлением ради себя, сколько ради других людей. Православная мистика Преображенского, Фаворского света не может не быть удостоверением полноты и ценности всей его жизни.
***
Судьба и труды о. Георгия были и остаются теснейшим образом связанными с традициями российского православного интеллектуально-духовного правдоискания. И в этой связи можно вспомнить целую вереницу любимых о. Георгием российских имен: Владимир Соловьёв, Георгий Федотов [37], о. Александр Шмеман, о. Александр Мень, Сергей Аверинцев, митрополит Антоний Сурожский. Для каждого из них красота и боль жизни и мысли, богонаполненность жизни и мысли были, по существу, одним и тем же.
Российский религиозный философ Григорий Померанц, скорее всего, справедливо говорил о безвременной кончине о. Георгия:
«…смерть забрала одного из очень немногих духовных мыслителей, которые остались в нашей стране, и духовное пространство становится от этого еще более пустым. Он ушел слишком рано для мыслителя. Те годы, в которые судьба забрала его от нас, – для мыслителя только начало пути. Перед ним открывалась еще большая дорога, и по немногим книгам, которые он успел издать, мы должны угадывать то прекрасное, что он мог бы сделать».
И всё же – как заповедано – будем жить надеждой.
Будем любить и будем верить, что «отступление в полутьму» есть обетование Встречи.
23.02.08
Примечания
1 Чистяков Г., свящ. На путях к Богу Живому. - М: Путь, 1999. (С. 162. Души их во благих водворятся). Nota bene для молодого читателя, которого в нынешней России «уберегают» от всяких серьезных знаний об отечественном прошлом. За дневник (точнее, за содержание дневника) можно было в сталинские годы схлопотать 58 статью УК («контрреволюционная агитация и пропаганда») - вплоть до расстрела. Так что ведение искреннего дневника, равно как откровенность в письмах и хранение писем и сочинений репрессированных людей, было делом смертельного риска. Попадались, правда, среди «московской ойкумены» отдельные люди, ведшие дневники по-древнегречески или по-древнееврейски. Я, по крайней мере, знал двух таких замечательных людей, хотя раскрыть их имена пока еше не чувствую себя в праве.
2 Понятие культурных эстафет было обосновано в трудах современного российского философа и науковеда Михаила Александровича Розова.
3 Одна из однокашниц о. Георгия по МГУ, филолог и библеист Евгения Борисовна Смагина, рассказывала мне, что ещё в студенческие годы во всём облике «Егора» проступали черты будущего большого ученого: редкая эрудиция, мощная память, умение понимать внутренние связи, явлений и - одновременно - некоторая житейская чудаковатость, которая иной раз выдаёт способность человека к погружению в мip сложных образов и идей (интервью, данное мне Е. Б. Смагиной 3 января 2008).4 Его коллеги по Центру любовно называли его за глаза «Батей»
5 Может быть, некоторой компенсацией этой несбывшейся мечты было мое официальное оппонирование великолепной и источникове чески обоснованной диссертации снохи о. Георгия - Карлыгаш Толегеновны Сергазиной; ее диссертация была посвящена истории руссКого народного сектантства первой половины XVIII столетия. Защита исходила в 2005 г.6 Сверхъестественный характер человека и его культуры - одна из важных тем поздних трудов и устных выступлений русско-грузинского философа Мераба Константиновича Мамардашвили.
7 Ныне Новая Деревня включена в территорию г. Пушкино
8 Вспомним слова из Евангелия от Иоанна о Добром Пастыре -
«... он знает своих овец по имени...» (Ин 10:3).9 Тому есть целый ряд устных и письменных свидетельств, раскрывать содержание которых время ещё не приспело. Скажу только, что таков был опыт и моего общения с о. Георгием.
Nota bene. На встрече в Библиотеке иностранной литературы, посвящённой сороковому дню кончины о. Георгия, известный общественный деятель Алла Ефремовна Гербер, человек совершенно внецерковный, но знавший о. Георгия именно по общественной деятельности, невзначай обронила слова: «Как жаль, что у меня не было такого духовника...»10 Не случаен один из девизов Покровского прихода: «Пожалуйста, живи!».
11 О. Георгий - сам тяжело больной - крестил Михаила Леоновича незадолго до кончины последнего.
12 См.: Чистяков Г., свящ. Что думает о насилии Церковь? Отрывок передачи по радио «София» // Православные вести. М., 2007. № 4. С.1-2
14 Чистяков Г., свящ. Размышление с Евангелием в руках. -М- Путь 1997. С. 89.
15 Там же.
16 См. там же. С. 89-90.
17 Эта сторона исповеднической практики о. Георгия,- может быть, несколько утрированно, но всё же художественно достоверно - описана в рассказе Людмилы Улицкой «Исповедь»
18 Попытку систематизации этой, по существу, не поддающейся аналитическому мышлению, т.е. мистической, идеи Нового Завета см. Ринекер Ф. и Майер Г. Библейская энциклопедия Брокгауза. - Paderbo Christliche Verlagsbuchhandlung, 1999. S. 13.
Идея сошествия во ад закреплена и в Апостольском символе веры.19 Как при этом не вспомнить слова, услышанные в 1906 г. старцем Силуаном Афонским: «Держи ум твой во аде, и не отчаивайся». Софроний (Сахаров), архим. Видеть Бога как Он есть. - Tolleshunt Кnights, Essex: Stavropegic Monastery of St. John the Baptist, 1985. C. 253.
20 См.: Чистяков Г., свящ. В поисках Вечного Града. - М.: Путь. (о Данте в этой книге: 1 2 3 - прим. И.Т.)
21 См.: Чистяков Г., свящ. «Господу помолимся». Размышления о церковной поэзии и молитве. - М: Рудомино, 2001. С. 51-54.
22 См. там же. С. 152-153.
23 См.: Чистяков Г., свящ. Религия и вера // Истина и Жизнь. М, 2007. № 3. С. 9-15.
Позволю себе в этой связи небольшой экскурс в нашу отечественнeю духовную историю.
В начале позапрошлого века среди духовного чтения на Руси была популярна книга английского писателя и проповедника XVII в. Джона Баньяна «Путь паломника» ("The Pilgrim's Progress from This World to That Which Is to Come") - как раз именно о путешествии души ради встречи со Христом. Начало «Первой сцены» этой книги известно нам в Стихотворном переложении Пушкина «Странник».24 Именно священническую (и, стало быть, литургическую в её сердцевине!) специфику их мышления я, как мог, пытался отразить на страницах своих книг «Профессия - историограф...» (Новосибирск: Сибирский хронограф, 2001) и «Осознанная свобода...» (М: Новый хронограф, 2005).
25 Если вспомнить слова столь почитаемого о. Георгием о. Алексадра Меня, - «Христианство еще очень молодо...» (мою статью об этой стороне мышления о. Александра с одноименным заголовком см. в Альманахе: Христианос-XIV. - Рига: ФиАМ, 2005. С. 60-68.
26 Да простится мне тавтология: Euangelion и есть по-гречески Радостная Весть.
27 См.: Чистяков Г., свящ. Над строками Нового Завета. - М- Истина и Жизнь, 2000. С. 8-9.
28 Т.е. еврейский самозванец, претендующий на державные прерогативы Римского кесаря в отношении народа Израиля.
29 См.: Чистяков Г., свящ. Над строками... С. 311.
30 Вспомним пастернаковское: «...Христос говорит притчами из быта, поясняя истину светом повседневности» («Доктор Живаго», кн. 1, ч. 2, гл.10).
31 См.: Чистяков Г., свящ. Над строками... С. 109.
32 Ведь и само таинство Евхаристии - это дружеское застолье Христа сo смертными людьми, но притом свершающееся «в вышних, in excelsis».
34 См.: Чистяков Г, свящ. Над строками... С. 210-211.
35 См.: Чистяков Г., свящ. Римские заметки. – М.: Рудомино, 20007. С. 79-80. Вообще, о. Георгий считал поэзию одним из неотъемлемых элементов ойкономии Царства Божия. Так, еще в середине 90-х гг. в разговоре со мной после довольно-таки бурного спора с одной фундаменталистски настроенной дамой, он заметил, что в России христианство, не принимающее во внимание Пушкина, – уже как бы и не совсем христианство.
36 См.: Материалы презентации книги сестры Анни «Шарль де Фуко, по стопам Иисуса из Назарета» // Новости братства малых сестер Иисуса. М., 2007. С. 6.
37 Nota bene: Георгий Петрович Чистяков был отчасти даже физиогномически (о складе мышления уж не говорю!) похож на своего дважды соименника Георгия Петровича Федотова. У обоих – тот же самый тип коренного российского разночинца, облагороженный, однако, высокой и тонкой культурой.
* Отец Георгий о Данте: 1 2 3 4
Опубликовано в альманахе «Христианос» № XVII. Рига,
Международный Благотворительный Фонд имени Александра Меня, 2008
Сканирование: tapirr
Вы можете помочь развитию этого сайта, внеся пожертвование
