Священник Георгий Чистяков
БУЛАТ ОКУДЖАВА И ЛЕВ КОПЕЛЕВ
Свящ. Г.Чистяков на похоронах Булата Окуджавы. 1997 horatertiadidahe.ru
19 июня 1997 в храме свв. бессребреников и чудотворцев Космы и Дамиана в Столешниковом пер. в Москве было совершено отпевание Булата Окуджавы, получившего в св. крещении имя Иоанн в память о св. мученике Иоанне Воине. "Он был, действительно, воином", — сказала вдова поэта Ольга Владимировна. Отпевание совершил свящ. Георгий Чистяков в сослужении оо.Владимира Лапшина и Владимира Вигилянского. По-славянски пел хор под управлением регента Е.С.Кустовского, на грузинском языке — хор храма Св. великомученика Георгия Победоносца в Грузинах. - сообщает damian.ru
На Ваганьковском кладбище, где Б.Окуджава был похоронен, была отслужена лития. Хор пел по-грузински. Накануне, 18 июня, в течение всего дня Москва прощалась с Б.Окуджавой в Вахтанговском театре на Арбате. Люди шли к его гробу до позднего вечера.
Примерно месяц тому назад, в середине мая (1997), Булат Окуджава, будучи в Германии, решил изменить маршрут своей поездки, чтобы заехать к Льву Копелеву в Кёльн. Так в последний раз в своей жизни встретились два писателя. Умершие один вслед за другим, друг на друга похожие и в то же время совсем разные. Оба безмерно честные. Оба - последовательные демократы.
Л.Копелев не просто человек с комсомольским прошлым. Он даже в лагере, как сам рассказывает об этом в книге «Утоли моя печали», долгое время оставался вполне советским человеком, а в первое время и пламенным поклонником Сталина.
За девять с половиной лет ГУЛАГА он так и не сумел понять (и это тоже его собственное признание!), что дело не в Сталине, а в системе, и продолжал упорно верить в «незыблемую справедливость основных положений марксизма-ленинизма». Сталина считал хотя и жестким политиком, но все же выдающимся государственным деятелем; не хотел сравнивать с Гитлером и Муссолини. Затем, при Хрущёве, перечитывая стенограммы партсъездов и другую партийную литературу, убедился в ложности былых представлений о вожде, хотя « все же верил в праведность Ленина и самым научным средством познания (15) истории считал тот критический метод, который разрабатывали Маркс, Энгельс» и т.д.
Шли годы. «Я убедился, - пишет Лев Копелев, заключая книгу воспоминаний, - что уже не способен шагать ни в каком строю ... теперь я не принадлежу никакой партии, никакому «союзу единомышленников». И стремлюсь определять свое отношение к истории и к современности теми уроками, которые извлек из всего, что узнал или сам испытал. Бывший в юности вполне «правильным» советским человеком, Копелев пришёл к той жизненной философии, о которой будет говорить потом всю жизнь, именно сам, без посторонней помощи, иногда даже сопротивляясь Солженицыну и вообще тем, кто пытался ему что-то доказать.
Его мировоззрение отличает очень спокойное и трезвое не отрицание, а именно неприятие кумиров:
«Хочу быть свободнымм от какой бы то ни было рабской зависимости духа. И уже никогда не поклонюсь ни одному кумиру, не покорюсь никаким высшим силам, ради которых нужно скрывать правду...»
Коммунист в прошлом, он не стал антикоммунистом, он выбрал какой-то другой путь, который, наверное, можно назвать путём личной свободы. Любимым словом Льва Копелева становится слово терпимость.«Терпимость - главное условие сохранения жизни на земле... Терпимость не требует скрывать разногласия и противоречия. Напротив, требует, понимая невозможность всеобщего единомыслия, именно поэтому воспринимать чужие и противоположные взгляды без ненависти, без вражды. Не надо притворяться согласным, если не согласен. Однако нельзя подавлять, преследовать несогласных с тобой», - писал он, приближаясь к концу своей жизни. Копелев цитирует Вячеслава Иванова, которого вообще очень ценит и считает одним из своих учителей: «Достижение понимания каждого
152
человека как другого, равного в каком-то смысле Я, и создает нравственные основы человеческого общежития».
Не механическая замена одной идеологии на другую, а нечто совсем иное - система, исключающая любой тоталитаризм, пусть даже принимающий самые неожиданные формы.«В первом веке нашей эры было сказано: «Блаженны кроткие... Блаженны милостивые... Блаженны миротворцы...» За два тысячелетия ещё никогда, как сейчас, не были необходимы именно миротворцы. Настоящие - не лицемерные, бескорыстные, терпимые миротворцы».
Вот они - «те беспредельные миры Евангелия», которые, как признается сам писатель, он в конце концов открыл для себя, хотя никогда публично не называл себя христианином. Копелев услышал в Нагорной проповеди ту ноту, которой мы часто не замечаем: Иисус зовет нас к уважительному и бережному отношению друг к другу, и это не есть какой-то способ достичь внешнего мира, «мирного сосуществования». В этом призыве таиться нечто значительно более глубокое - путь к Богу открывается только для того, кто признает право другого на его взгляды. В противном случае этот путь ведет не к Богу, а только к моему представлению о Боге.
Не случайно, наверное, Копелев и Окуджава успели повидаться друг с другом буквально накануне своей смерти. Оба прошли через войну, оба прошли через комсомол и были «верующими» коммунистами (сегодня это как-то не укладывается в наше видение Булата Окуджавы, но ведь он поэтизировал Гражданскую войну и вполне по-коммунистически говорил о «комиссарах в пыльных шлемах»). Оба самостоятельно преодолели веру своей юности и стали по-настоящему свободными людьми, прекрасными именно этой свободой. Хорошо пишет об этом Наум Коржавин в послесловии к сборнику стихов Окуджавы, опубликованном в 1968 г. в Германии: «Как и его сверстники, он тоже долго (не знаю, как сейчас) верил в
153коммунизм, как воплощение правды, справедливости и смысла жизни... При этом у него была репрессирована мать и уничтожен отец, оба верующие коммунисты, передавшие ему свю веру. Он тоже прошел через войну и, как его сверстники, пережил там крушение одних представлений и начало формирования других... и, наконец, ... дожил до краха сталинской легенды... и ощутил себя внутренне свободным, легализовав в своем сознании (возможно, как-то увызывая их с коммунизмом - не знаю) обыкновенные человеческие ценности».
В отличие от старших по возрасту (Анны Ахматовой или Б.Пастернака) или младшего (Иосифа Бродского), которые всегда знали цену режиму, при котором жили, и никогда не идеализировали советскую власть, Булат Окуджава был вполне советским человеком: именно поэтому его услышали миллионы, для кого он был во всех отношениях своим.
«Никакой борьбой с советской властью он не занимался. Но его счастливый дар помогает сохранить в душих людей то, без чего - исчезни это вдруг - любое освобождение и любая борьба потеряли бы всякий смысл», - так писал о нем Н.Коржавин. Счастливый дар, - вот поистине удачное выражение, когда говоришь об Окуджаве. Освобождение - не менее меткое слово! Своими песнями он действительно помог освободиться миллионам и миллионам людей от того плоского или двухмерного, примитивзного понимания жизни, что навязывалось нам всеми способами, через все средства массовой информации, через школу и детский сад и т.д.
Крестввшийся всего лишь за несколько дней до смерти, он был в течение всей своей жизни псалмопевцем. Ещё Афанасий Великий в IV в. говорил о том, что псалмы Давидовы - это своего рода зеркало души. Читая псалмы, узнаёшь в них самого себя, видишь свою собственную душу как в зеркале. То же самое можно смело сказать о песнях б.Окуджавы. Человек 60-70-хх гг. увидел в них самого154
себя, свои собственные радости и сомнения, свои проблемы и свою боль. Увидел - и схватился за гитару, и стал повторять эти песни, носить их с собою в сердце. Ибо в них сказано было то, что жило в его сердце, советского студента или инженера, жило, но никак не вырывалось наружу, а, скорее, наоборот, загонялось внутрь и, более того, вытравлялось из сердца как нечто постыдное или, во всяком случае, не отвечающее тем задачам, что ставила перед народом его партия.
Верующих было и тогда много, но почти все они не знали и не подозревали даже, что чувство, жившее в их сердцах, было верой в Бога - Того, которого они сами отправили на свалку истории. Не подозревал об этом и Б.Окуджава, хотя в своих стихах и в своих песнях он говорил как раз об этом, а не о каком-то другом чувстве. Обо всем, что живет в глубинах нашего сердца, о том, oтчeгo oнo бьётcя и бoлит...Сканирование И.Т.
при копировании ссылка на этот сайт - обязательна
Также можно слушать беседу о.Георгия на радио 16 июня 1997. О Льве Копелеве и Булате Окуджаве
Лев Зиновьевич Копелев (9 апреля 1912, Киев — 18 июня 1997, Кёльн) — критик, литературовед (германист), диссидент и правозащитник.
Родился в Киеве. В 1926 его семья переехала в Харьков. Обучаясь в Харьковском университете, написал свои первые статьи на русском и украинском языках, некоторые из них были опубликованы в газете «Комсомольская правда».
По воззрениям был идеалистом-коммунистом. Впервые был арестован в марте 1929 за сочувствие к бухаринско-троцкистской оппозиции и провёл 10 дней в тюрьме.
Позднее работал редактором радионовостей на локомотивном заводе. В 1932, будучи корреспондентом, своими глазами наблюдал работу НКВД по ликвидации кулачества — эти наблюдения легли в основу книги его мемуаров «И сотворил себе кумира».
Окончил Московский институт иностранных языков в 1935 (факультет немецкого языка). С 1938 преподавал в Московском институте философии, литературы и истории.
В 1941 записался добровольцем в Красную армию. Благодаря своему знанию немецкого языка служил пропагандистом и переводчиком. Когда в 1945 Советская армия вошла в Восточную Пруссию, он был арестован за резко критические отзывы о насилии над германским гражданским населением. Приговорён к 10 годам заключения за пропаганду «буржуазного гуманизма» и за «сочувствие к противнику». В «шарашке» Марфино встретился с Александром Солженицыным, стал прототипом Рубина в его книге «В круге первом».
Освобождён в 1954, реабилитирован в 1956. Всё ещё сохраняя оптимизм, он восстановился в КПСС. В 1957—1969 преподавал в Московском институте полиграфии и Институте истории искусств.
С 1966 активно участвует в правозащитном движении. В 1968 исключён из КПСС и Союза писателей за подписание протестных писем против преследования диссидентов, а также за критику советского вторжения в Чехословакию. Начал распространять свои книги через самиздат. В 1977 ему было запрещено преподавать и публиковаться.
Занимаясь историческими исследованиями по российско-германским культурным связям, поддерживал контакты с рядом немецких вузов. В 1980 во время исследовательской поездки в Германию он был лишён советского гражданства. С 1981 — профессор Вуппертальского университета. Позднее — почётный доктор философии Кёльнского университета. В 1990 Горбачёв восстановил ему советское гражданство.
Умер в Кёльне в 1997
