Евгения Чигарёва
Об отце Георгии Чистякове
Окончание. Начало в «Приходской газете» №74
Творческое общение с о. Георгием не ограничивалось встречами в консерватории. Я уже говорила, что наше знакомство началось с моей статьи в «Русской мысли». Через год, 3 августа 1998 г., в день смерти Альфреда Шнитке, о. Георгий позвонил мне, первым сообщил об этом и заказал статью о Шнитке. А потом у меня возникла мысль написать о дружбе моего первого мужа, Виктора Петровича Бобровского, с Еленой Набоковой, сестрой писателя, и об их переписке. Так появилась ещё одна публикация в «Русской мысли».
Но помимо того, что было опубликовано в газете, у меня оставался богатый архивный материал, связанный с судьбой отца Виктора Петровича, Петра Семёновича Бобровского [1] и их отношениями. «Об этом надо написать книгу», - сказал о. Георгий. Я загорелась этой идеей. Чтобы ее осуществить, мне пришлось поехать в Прагу, к сводной сестре Виктора Петровича. Она многое рассказала мне об отце, об их жизни в эмиграции, я получила от неё бесценные архивные материалы.
Я начала писать и по частям давала читать о. Георгию. Но где это опубликовать? Из «Русской мысли» он уже к тому времени ушёл, но стал членом редколлегии возрождённого в 2001 г. «Вестника Европы». Именно туда хотел отдать мой материал о. Георгий, но не получил «добро» главного редактора, всё повисло в воздухе.
И тут произошло чудо - одно из тех чудес, которые нам порой посылает Бог (и которые мы воспринимаем как «случайность»). Мой консерваторский товарищ В.В. Упорин оказался директором издательства, он знал и любил Виктора Петровича и с восторгом взялся за дело. Редактором же моей рукописи стала Марина Рахманова, с которой я также была дружна и которая училась у моего мужа. Книгу издали практически бесплатно, что для нашего времени - ещё одно чудо.
Мне очень хотелось, чтобы о. Георгий, который принял такое участие в судьбе книги, написал предисловие. Он с готовностью отозвался на просьбу, однако из-за постоянной занятости дело всё время откладывалось. Наконец, когда я поняла, что этого просто не будет, я скомпоновала предисловие сама, соединив цитаты из разных его работ, по тематике близкие книге. Получился единый, вполне связный текст. При этом я набрала его курсивом, честно сославшись па источники.
Перед тем как отдавать книгу в производство, я приехала к о. Георгию в Библиотеку иностранной литературы - в его просторный светлый кабинет с прекрасным видом из окна. Входя в эту «святая святых», я замирала от страха: как он воспримет моё самоуправство? О. Георгий просмотрел всё, одобрил, а по поводу «своего» предисловия сказал: «Лучше я бы уже не написал». Ещё бы! Это были фрагменты его прекрасных работ и, мне кажется, его сокровенные мысли - о внутренней эмиграции, о семейной памяти, об уходящей в прошлое настоящей русской интеллигенции... О. Георгий велел снять ссылки, тем самым утвердив единство текста и своё авторство.
Через какое-то время у меня возникла идея новой книги, которую я назвала «На пути к вере». Я хотела соединить в ней мемуарный материал и музыковедческий, но ориентированный не на профессионалов, а на любителей музыки. Для меня эта книга была своего рода исповедью. Но я сомневалась, нужен ли мой личный опыт кому-то ещё.
Снова я обратилась за советом к о. Георгию. Просмотрев мои наброски и план, о. Георгий одобрил материал и благословил меня на этот труд. Происходило это в том же его кабинете Иностранной библиотеки. Помню, я торопилась и взяла такси, водитель же совсем не знал Москвы и кружил вокруг набережной, а я, сидя в машине и преодолевая ощущение кошмарного сна - что никак не могу добраться до о. Георгия, звонила ему, и он сокрушался, переживая за меня. И хотя я явно опаздывала и предлагала отменить или перенести встречу, он «передвинул» кого-то, кто должен был прийти после меня. Когда я наконец приехала, первые его слова были: «Сколько он взял с вас? 200 рублей? Ну, это ещё ничего. Я боялся, что вы отдадите всё, что получили!» Так о. Георгий всегда думал и беспокоился о других, но не о себе.
В конце 2006 г. о. Георгий предложил мне выступить на конференции, посвященной памяти о. Александра Меня. Мы решили, что это будет фрагмент моей будущей книги: «Музыка. Молчание. Тишина. Молитва». Однако 13 января произошёл трагический случай; о. Георгий сломал плечо. Он не смог присутствовать на конференции, которую сам организовал и подготовил, но в течение всего этого вечера его имя упоминалось выступавшими, и казалось, он ряом с нами. А он получал подробную информацию о том, что происходит, по телефону.
9 марта 2007. фото А.Кремлёва
Теперь - самые грустные страницы моих воспоминаний. Я, как и многие наши прихожане, присутствовала на последней службе о. Георгия 23 марта 2007 г. Он уже не мог сам держать Чашу, и она стояла на подставке [2], но во время целования креста к нему, наверное, пришли силы: на последних фотографиях, сделанных именно в этот момент, он буквально излучает любовь и свет. [3]Когда, лёжа в больнице, о. Георгий узнал, какое ему предстоит лечение, он позвонил многим, в том числе и мне (это было 19 апреля). Сейчас мне кажется, что тот звонок был почти прощанием, но тогда мне это не пришло в голову: мы все надеялись на его выздоровление - не сомневались в этом, т.к. представить, что о. Георгия не будет, было просто невозможно. Это ощущение поддерживал и тон его телефонных разговоров. Узнав, что он в больнице, я 2 апреля ему позвонила. Он был бодрый, даже весёлый, шутил: «Правая рука сломана, левая парализована, что остаётся?» На вопрос: что с ним, сердце? - ответил: «Для разнообразия - мозги». Но что за этим стояло, я ещё не знала.
В последние месяцы я звонила о. Георгию примерно два раза в неделю, очень боялась помешать, хотя он так радовался телефонным звонкам - ведь он был изолирован от своей обычной, чрезвычайно деятельной жизни. Он казался бодрым, таким, как всегда. Но иногда у него прорывались болезненные нотки, и тогда становилось ясно, чего стоило ему так держаться («Лежу, как бревно...»).
Однажды я услышала в трубке отдалённые детские голоса. Выяснилось, что о. Георгий на улице, куда его иногда вывозят в кресле-каталке. Я порадовалась, что он может дышать свежим воздухом. Он ответил: «Стараюсь жить нормальной жизнью». И действительно, когда он находился дома, а не в больнице, он пользовался компьютером, писал письма, читал то, что ему присылали. Все мы помним его обращения к прихожанам нашей церкви, которые вселяли в нас столько радости и надежды. Но и боли.
О. Георгий по-прежнему не хотел говорить о себе, но входил в малейшие детали жизни окружающих - и как живо он на всё реагировал! Именно поэтому, как и раньше, я рассказывала ему о себе, о своих проблемах. Теперь настолько мелкими мне кажутся некоторые темы разговоров - ведь ему оставалось жить один-два месяца. Но кто знал об этом?.. Наверное, оправданием мне служит вера в его выздоровление - несмотря ни на что!
Вот одна из моих проблем, в которые я его посвятила. Нас обворовали «погорельцы», которые жили у нас то в Москве, то на даче под предлогом ухода за моим больным мужем. Обнаружив кражу, я поехала на дачу выгонять их. В эйфории от своего «смелого поступка», радуясь избавлению, я позвонила о. Георгию. И как заразительно, по-детски он смеялся, говоря: «Ну, вот хорошо! Главное, они теперь с вами не будут жить». А ведь это было меньше чем за месяц до его кончины...
Работая над своей книгой, я инстинктивно спешила - мне так хотелось, чтобы о. Георгий прочитал её! Когда я робко спросила (мысленно ругая себя за нахальство), можно ли присылать текст по электронной почте, он неожиданно согласился с большой радостью (думаю, он страдал от бездеятельности и стремился любым способом, преодолевая болезнь, принимать участие в нашей жизни). Я успела прислать о. Георгию половину - две главы. На вопрос, стоит ли продолжать, он ответил категорически: «Обязательно».
В последний раз я звонила о. Георгию примерно за неделю до его ухода. Мне показалось, что он говорит напряжённо - наверное, ему было плохо и он усилием воли преодолевал своё состояние. Потом я пропустила очередной звонок: с большими трудностями мы перевозили на дачу моего 96-летнего мужа. 20 июня перевезли - и в тот же день он тяжело заболел. А 22 июня Светлана Лукьянова сообщила мне по телефону страшную весть...
Я думала, что теперь не смогу закончить книгу. Но потом поняла, что обязана это сделать - я же обещала о. Георгию. То страшное лето я выдержала именно потому, что каждую свободную от ухода за мужем минуту садилась за компьютер и писала, как бы продолжая беседу с о. Георгием. Книгу я посвятила его памяти.
И ещё раз - через полтора года после своей кончины - о. Георгий привёл меня в церковь. К тому времени меня постигло ещё одно горе: умер мой муж Сергей Васильевич Тураев - бесконечно родной человек, с которым я прожила 21 год. Во время его болезни и после смерти я была не в состоянии посещать церковь, хотя мне этого очень не хватало.
Но однажды я увидела во сне о. Георгия, от которого буквально исходило сияние. Он взял меня за руку и привёл в наш храм. Это было чудо, ещё одно чудо из тех, что сопровождали мою жизнь в эти годы - благодаря о. Георгию. Я вернулась в церковь, и это было для меня настоящей радостью и большой поддержкой.
Прошло четыре года. Но по-прежнему о. Георгий присутствует в нашей жизни - «во сне и наяву», и кажется, что он, как добрый ангел, оберегает нас от бед. По-прежнему звучит его живое слово - в аудио- и видеозаписях, в изданиях его проповедей. По-прежнему сотни (если не тысячи!) людей приходят в Иностранную библиотеку, но теперь не для того, чтобы послушать его, а чтобы вспомнить о нём. А главное - по-прежнему он жив в сердцах многих-многих...
Я навеки благодарна Господу Богу за эту жизненную встречу. Думаю, что если бы «неслучайная случайность» не привела меня в храм Космы и Дамиана, к о. Георгию, моя жизнь была бы другой.
опубликовано: Приходская газета храма свв. бесср. Космы и Дамиана в Шубине №75 2011 г.
Примечания
1. Пётр Семёнович Бобровский, министр Крымского краевого правительства, после разгрома Врангеля и падения Крыма имигрировал в Чехию. После прихода туда советских войск был репрессирован, убит в 1947 году.
2. На фотографиях видно, что это не так: Чашу о.Г. держит сам - прим. публикатора
3. Об этом же пишет Е.Б.Рашковский:
"Не могу забыть день его последнего священнослужения - Литургию Преждеосвященных Даров в пятницу пятой седмицы Великого поста (23 марта 2007). Весь его облик лучился лаской и светом, превозмогающими боль.
От этого дня сохранилась последняя в его жизни фотография: сквозь весь облик смертельно больного пастыря просвечивает улыбка Вечности." здесь. См. репортаж об этой литургии - прим. публикатора
4. Обращение на Пасху
Ображение на Пятидесятницу
Сканирование: didahe
Вы можете помочь развитию этого сайта, внеся пожертвование
