Слова,
высказанные на страницах интернета; слова, мелькающие в газетных заголовках;
слова, звучащие прямо в метро:
«В жизни нет места для чуда»; ...почему я верю, если ?.. Бог не помог... а ведь
мы так молились... Кто Он ?... «злой демон?» ...fides fracta[26]
... Август 2000 года.
Гибель подводной лодки «Курск». Вопрос о Боге встает ребром. Кто это, Бог? Тот
Бог, против которого восстал Прометей в трагедии у Эсхила, или то Небо,
которому противостоял Сунь У-Кун[27] в
китайском фольклоре? Или Бог добр, но не всемогущ, как считает Дж. Дьюи?[28]
В России
нет богословия после Освенцима
или ГУЛага, ибо в последующий за ними период у нас в стране было
очень мало верующих. И если кто верил - то от всего сердца, и поэтому сомнений
в истинности веры у таких людей не возникало. Их вера была настоящей верой настоящих
мучеников. Однако ведь были и такие (и их было большинство), кто после
революции мало-помалу отошел от Бога. Полностью. Помню лет 20-25 назад разговор
на подмосковной станции в ожидании электрички с Вячеславом Иосифовичем
Дмитриевским, профессором, меломаном, любителем романсов Мясковского, - о том,
как он был в юности верующим человеком, а «потом всё это кончилось; слишком уж
много бед и зла мы повидали на своем веку, чтобы верить».
Если Бог всемогущ - то почему и откуда всё это? Но надо сказать,
что «Всемогущий» или Omnipotens - абсолютно не библейский термин, пришедший в христианство
не из Писания, а из поэзии Вергилия. Бог в христианстве являет Себя
человечеству сначала в виде беспомощного Младенца, а затем в виде не менее
беспомощного Страдальца, распятого и умирающего на Кресте. И в том, и в
другом случае - рядом с Ним Его Мать. «Сила Моя совершается в немощи», -
восклицает, передавая Его слова, апостол Павел (2 Кор 12:9).
Принять такого Бога непросто человеку, который хочет видеть Его
грозным и сильным, царствующим и облечённым в славу. Намного проще, когда Бог
является в грозе, вихре, землетрясении и огне: «...и идет как буря злая, весь
овеян чёрной мглой», - как писал Хомяков. Вот почему в конце концов человек
приходит к отрицанию Бога и кричит: «Бога нет!». Но именно в этом вопле в
муках рождается пламенная вера. Вот оно - то пространство, где начинается
человек, его личная история и т.д. Можно вспомнить и Владимира Соловьёва с его
юношеским атеизмом, и Эдит Штайн, и многих других, кто прошёл через резкое
отрицание Бога и, возможно, именно поэтому пришёл к Нему.
Созерцая красоту мироздания, человек приходит к вереen Dieu de philosophe et des savants[29] Это уже событие, но эта вера
разбивается вдребезги о жизненные обстоятельства, когда в жизни человека
случается что-то тяжелое или трагическое в личном плане - когда
я сталкиваюсь с бедой.
Мир
бесконечно прекрасен, но жизнь бывает порою так же бесконечно тяжёлой. Красота
и катастрофичность... - для неверующего в Бога человека в этом смысле все
очень просто. Мир с его звездным небом, с горами и водопадами, с красотою
«дочерей человеческих» и так далее, разумеется, прекрасен, но в нем в силу самой
его природы - как говорил Аристотель, хатафuciv - присутствует зло двух родов: от его собственного
устройства (болезни, смерть, стихийные бедствия) и от несовершенного устройства
общества (войны, социальное неравенство, нищета, техногенные катастрофы).
Человечество коллективными усилиями должно противостоять и тому, и другому. Это
и есть прогресс или «амелиорация» жизни в ходе истории.
В этой
схеме нет места для Бога. Хотя здесь, естественно, есть место для
индивидуальных и коллективных верований, которые помогают людям выживать в
трудные минуты, поддерживая их в психологическом плане, дают им импульс для
того, чтобы становиться лучше, преодолевать слабости и пороки, равняться на
какие-то нравственные ориентиры и так далее. Иными словами, здесь вполне
возможна вера в «Бога», как понимал Его Людвиг Фейербах. На первый взгляд, это
лучше, чем ничего, но по большому счету эта вера не имеет ничего общего даже с
верой «в Бога философов и ученых», о которой говорит Паскаль. Эта вера полезна
для общества и зачастую поощряема государством, но в конце концов она заводит
в тупик, поскольку за ней не стоит никакой реальности. И это уже доказано тем
же Фейербахом.
Что же
остается на нашу долю? Рыдать, как Гераклит из Эфеса, поскольку жизнь ужасна и
полна бед и катастроф? Созерцать, как Фалес из Милета, красоту мира,
абстрагируясь от тех несчастий, что происходят вокруг
нас? Радоваться жизни по принципу ede,bibe, ude (лат. «ешь, пей, веселись»), как это
делали ученики Эпикура, или жить незаметно(lathe)[30], как это делал он сам?
Учиться жить по совести, как Сократ, понимая, что за это порою приходится
платить собственной жизнью? Или, забыв обо всём и, более того, сознательно
отвергнув всё остальное, просто ухаживать за больными, как делал это уехавший
в Африку Альберт Швейцер?
Да. И то, и другое, и третье и так далее... В христианстве
осуществляется парадоксальный, иррациональный и глубоко нелогичный синтез всех
этих путей в одно единое целое.
Христос предлагает нам не учение, а Себя Самого и свой личный опыт
встречи с Богом - через впитывание в себя Слова Божия, через таинства и через
следование за Ним в жизни. Не могу не процитировать в этом контексте слова
современного последователя святого Доминика[31],
который говорит: «Единственное, чему нам надо бы научиться, - это слушать Слово
Божие и давать Ему плодоносить через наши жизни».
А беды всё равно не прекращаются. И гибнет под водами Баренцева
моря подводная лодка «Курск», и погибает во время пожара в Останкине Светлана
Лосева, и взрывается уносящая жизни, в том числе и совсем юных людей, бомба в
переходе на Пушкинской площади, и так далее. И всё это видит вся страна. И
продолжает спрашивать нас о том, почему Бог так жесток с людьми, если Он их
любит.
«Когда Бог плачет». Так назвал одну из своих книг о. Веренфрид Ван
Страатен[32]. Мне бы хотелось сейчас
напомнить вам то место из Евангелия от Иоанна, где рассказывается о том, как
заплакал Иисус у могилы Лазаря.<'Эдакрисен о Иисус'> по-гречески или et lacrimatus est Iesus на
латыни (Ин 11:35). В памяти человека, который привык читать Евангелие
по-русски, эти слова отчасти стерлись, ибо здесь в синодальном переводе (как и
по-славянски) употреблено неудачное слово «прослезился», которое не фиксирует
наше внимание.
Теперь мне придется приблизиться
к области того, что думает, чувствует и представляет себе человек, - той
области, где как непременное условие действуют слова Тютчева «Мысль изреченная
есть ложь». Что такое образ Бога, который существует в нашем сознании? Не так
уж сложно представить себе Бога взирающим на мир как на Своё творение как бы со
стороны. Можно сделать это, как у Гумилева, слегка иронически:
Все мы - смешные актеры В театре Господа Бога.
Бог восседает на троне, Смотрит, смеясь, на
подмостки...
Но можно
эту же тему развивать и серьёзно, как это делалось, когда в религиозной
живописи изображался Бог в виде «Ветхого денми» старца. Бога, который похож на
Византийского императора и так же как и тот именуется «Василевсом»,
действительно представить себе нетрудно. Другое дело, когда речь идет о Боге,
Который пребывает внутри Собственного творения и взывает к нам из беспредельных
глубин нашего собственного «я», как говорила об этом Эдит Штайн. Так Бога представить себе невозможно, и поэтому неслучайно то, что вся
восточная аскетика требует от молящегося, чтобы он во время молитвы ни при
каких обстоятельствах и ни под каким видом не представлял себе Бога. Отсюда
становится ясно и то, почему икона, называемая обыкновенно «новозаветная
Троица», была запрещена в XIX веке Священным Синодом.
Вместе с
тем современная цивилизация и мышление современного человека основаны на том,
что можно себе
представить. Если что-то не может быть охвачено мыслью, то этого как бы и нет.
Так рассуждает человек сегодняшней эпохи. А Бог Откровения - Он «неизреченен,
не- доведом, невидимь, непостижимь» (anekphrastos,
aperinoetos,
aora tos, akataleptos), как говорится в анафоре литургии св.
Иоанна Златоуста. Его нельзя ни описать словами, ни охватить умом, ни увидеть,
ни представить себе в воображении. Его можно только встретить.
Вот
почему в духовных размышлениях и митрополита Сурожского Антония, и отца
Александра Меня такое ключевое место занимает слово «встреча». Вот почему на
сегодняшний день намного важнее, чем знание богословских систем, становится
молитва - личная молитва каждого и общая молитва всей Церкви и, я скажу
больше, наверное, и всего человечества, единого в Адаме. «В жизни нет места
для чуда», - восклицает журналист из «Известий». Того самого чуда, которого
так ждали люди в минувшем августе[33]. Беда в
том, что мы забываем: то главное чудо, которое есть и присутствует в нашей
жизни несмотря ни на что, постоянно, - это молитва.
И тут я
не могу не сказать хотя бы несколько слов о тех подводных камнях, что есть в
христианстве, когда его радостно и убежденно начинает исповедовать молодежь. В
том"христианстве di gioventu" (итал.), триумф которого
мы все видели в августе в Риме[34] и
которое, разумеется, есть и в православии. Это тот его, конечно же, зажигающий
оптимизм, который, однако, зачастую носит не духовный, а светский, земной
характер.
Поэтому вера, которая базируется на этом оптимизме, может легко
разбиться вдребезги при столкновении с теми реальными проблемами и горестями,
которые неминуемо вырастают в какой-то момент и перед каждым из нас в
отдельности на личном уровне, и перед целыми народами в виде национальных трагедий
или стихийных бедствий. Ведь и Вольтер усомнился в Боге не сразу, а только
после землетрясения в Лиссабоне. Это первое в эпоху Нового времени крупное
стихийное бедствие, с которым столкнулась вся западная цивилизация, вообще
наложило такой отпечаток на историю, что это ещё предстоит осмыслить
специально, ибо оно спровоцировало массовый отход людей от Бога, в Котором в
этот момент очень многие увидели либо «злого демона», либо ту силу, которой
нет, ту мечту, которую человечество выдумало для собственного утешения.
Здесь можно только вспомнить слова из притчи о сеятеле, где
говорится о человеке, который «слышит слово и тотчас с радостью принимает его;
но не имеет в себе корня и непостоянен: когда настанет скорбь или гонение за
слово, тотчас соблазняется» (Мф 13:20-21). Вот почему нельзя никогда забывать о
Гефсиманском борении и о том, как Иисус, «находясь в борении (genomenos enagonia), прилежнее (вернее: с большим напряжением, ektenesteron - это т.н. comparativus absolutus)
молился, и был пот Его, как капли крови, падающие на землю» (Лк 22:44). Слово
(agonia) хорошо и
довольно точно переводится на славянский и на русский языки именно как
«борение», но нельзя забывать о том, как звучит оно в оригинале.
Не случайно же говорит Паскаль, что Jesu sera en agoni jusqu`a l fin du monde («Иисус
будет в агонии до конца мира...»). И продолжает: il ne faut pas dormir pendant се templa («...и не
должно спать в это время»). Именно этой теме посвятил свою прекрасную книгу
«Агония христианства» и Мигель де Унамуно. Но и Гефсиманское борение можно понимать
по-разному. Мне придется вспомнить еще четыре текста на эту тему, три из
которых относятся к первой половине XIX века и один к началу XX. Принадлежат
они Жан-Полю, которого сегодня никто не читает[35],
и трем известнейшим поэтам: Жерару де Нервалю, Бодлеру и Рильке. Это «Речь
мертвого Христа с вершины мироздания о том, что Бога нет» Жан-Поля и три стихотворения
о Гефсиманской молитве.
"Dieu n`existepas"[36, - говорит у Нерваля Иисус в сонете Quand le Seigneu, levant au del ses maigres bra[37] - в сонете, который
начинается, словно словесная икона. У Бодлера эта же тема развивается
по-другому. Здесь Бог понимается поэтом как злой демон:
Ты помнишь, Иисус, тот сад, где в смертной муке
Молил
ты, ниц упав, доверчив, как дитя,
Того, кто над тобой смеялся день спустя,
Когда палач гвоздем пробил святые руки[38]
Имеются в виду, конечно же,
слова Иисуса «Боже, Боже Мой, векую оставил Мя еси».
И, наконец, Рильке. В
начале «Новых стихотворений» eго Иисус говорит:
Зачем Ты хочешь, чтобы я сказал: «Ты здесь»,
когда Тебя
не нахожу я?
Не нахожу Тебя. Ты не во мне. Нет и
в других Тебя. И в камне этом нет. Тебя
нигде нет. Я один во тьме.
Cо
всей людскою болью я один.
И эту
боль я нес к ногам Твоим. Но нет Тебя.[39]
Dunichtbist... - так восклицает
Иисус у Рильке, и в этих стихах, в этих гениальных стихах мы на самом деле
видим, как поэт сердцем побеждает собственное неверие. И неверие Жан-Поля, де
Нерваля и Бодлера, ибо из текста Рильке ясно, что поэт был знаком с гефсиманской
темой и у того, и у другого, и у третьего. Всё стихотворение Рильке, хотя по
теме он очень точно повторяет, почти переводит с французского на немецкий
Жерара де Нерваля, в отличие от сонета из нервалевских «Химер»,обращено к Богу. Ключевое слово этого стихотворенияDu или Dic, (Ты или Тебя) но не Dieu - Lui (Бог - Он),
как это было у Нерваля.
«И какое
дело мне до холодного и рассудочного "Бога нет", когда Ты, Боже, ecи», - восклицает, именно восклицает Семён Франк в книге
«Непостижимое». В общем, эти слова можно назвать вполне исчерпывающим комментарием
к блестящей и потрясающе глубокой и пронзительной поэтической медитации Рильке
над евангельским текстом и рассказом о Гефсиманском борении. Бог открывается
человеку, когда тот отказывается от небиблейского образа Бога как «Зевса
Олимпийского», который действительно бывает порою злым демоном (достаточно
вспомнить Эсхила), Бог открывается человеку только как «Ты», только в молитве,
только в личной встрече.Qui es (лат.) - «Ты еси»,
появившееся впервые в латинском, а затем и в славянском тексте молитвы «Отче
наш» вместо греческого О (Который) - это
величайшее открытие Церкви. Итальянское che sei или французское qui es, которое, конечно, не
воспринимается так остро на слух, - все это сжатое до двух парадоксально
коротких слов евангельское учение о Боге, которое в XX веке было возвращено человечеству
благодаря, прежде всего, четырём мыслителям: Габриэлю Марселю, Мартину Буберу,
отцу Сергию Булгакову и Семёну Франку, хотя в уже цитированной анафоре литургии
Златоуста оно присутствует полностью и вполне эксплицитно. Ключевое слово её -
многократно повторенное местоимение si (Ты), и это делает этот, казалось бы,
чисто литургический текст потрясающим богословским документом. Бог, Которого я
встречаю, - это Бог, явившийся Аврааму, а затем Моисею при Купине. Бог Авраама,
Бог Исаака и Бог Иакова, но, как говорит Паскаль, «не философов и ученых».
Действительно
христианство не состоялось как философская система, но оно и не призвано быть
ею. Но оно состоялось, а вернее, в личном своем опыте каждый из нас в какой-то
момент жизни убеждается, что оно состоялось как наша уникальная и неповторимая
встреча с Богом, Которому мы говорим «Ты» и перед Которым мы можем полностью
открыться.
И тогда
оказывается, что в Гефсиманском саду Иисус победил все те страхи, что Бога нет,
которые действительно мучили и мучат человека, и Победителем шагнул навстречу
Голгофе, а поэтому нам не нужно другого искупителя (хотя о таковом иногда
мечтают авторы, правда, не утвержденных церковными властями, но циркулирующих
среди верующих акафистов). И вообще наша задача заключается не в том, чтобы
реформировать мир, как призывал к тому Маркс в своих тезисах об упоминавшмся
сегодня Фейербахе. Не реформировать, изгоняя из него образ Бога или, наоборот,
возвращая его в наши представления о жизни, как это нередко и, как правило,
безуспешно и грубо делается сегодня, но трансформировать наше внутреннее «я»,
наш «внутренний шаг», как говорил отец Александр Мень, работая изо всех сил,
чтобы улучшать условия жизни для людей вокруг нас, и сознавая в то же самое
время, что жизнь невероятно хрупка и полна горестей и боли, чисто физической
боли, но помня, что «сила Божия в немощи совершается».
В некоторых местах статья была опубликована с подзаголовком »Всемогущ ли Бог?»
Лекция о религиозности современного человека для сотрудников ВГБИЛ им. М.И. Рудомино в рамках «Программы по повышению квалификации», прочитанная в Научно-исследовательском центре религиозной литературы в сентябре 2000 г. Печатается по конспекту автора.
[26] Fides fracta (лат.) - «разбитая (давшая трещину, поврежденная) вера» - Здесь и далее в данной статье прим. ред.
[27] Сунь У-кун или Сунь Укун - китайский литературный персонаж, Царь Обезьян. Имя «Укун» означает «понимающий пустоту». Устроил смуту на Небе, желая достичь бессмертия. Присвоил себе титул «Великий Мудрец, Равный Небу».
[28] Джон Дьюи (1859-1952) - философ, один из основателей американского прагматизма.
[29] ...en Dieu de philosophes et des savants - франц. «...в Бога философов и ученых». Обыгрывается знаменитая цитата из Б. Паскаля. Найденный в подкладке камзола после его смерти лист пергамента начинается словами: «Лето от Рождества Христова 1654. Понедельник, 23 ноября <.. .> Огонь. Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова. А не философов и ученых» (Паскаль Б. Мысли. М„ 1994. С. 61). - "Feu, Dieu d'Abraham, Dieu d'Isaac, Dieu de Jacob, поп des philosophes et des savants".
[30] Имеется в виду известное предписание Эпикура «Живи скрытно» - греч. lathe biosas.
[32] Веренфрид ван Страатен (Werenfried van Straaten) (1913- 2003) - голландский священник, основатель международной благотворительной организации «Помощь Церкви в нужде».
[33] Имеются в виду те дни между 7 июля и 12 августа 2000 г., когда после взрыва на подводной лодке «Курск» еще оставалась надежда на спасение экипажа.
[34] С 15 по 20 августа 2000 г. в Риме прошел праздничный фестиваль «Всемирный День молодежи» - La Giornata Mondiale della Gioventu. В фестивале и встрече с Папой Иоанном Павлом II приняли участие более миллиона представителей молодежных католических организаций и движений и делегатов других христианских вероисповеданий, приехавших из разных стран мира.
[35] Жан Поль (фр. Jean Paul, настоящее имя Иоганн Пауль Фридрих Рихтер, нем. Johann Paul Friedrich Richter) (1763-1825) - немецкий писатель, сентименталист, преромантик, автор сатирических сочинений, эстетик и публицист.
[36] «Бога нет» фр.
[37] «Когда Господь воздел среди святых ветвей Худые руки ввысь», - пер. с фр. Ю. Голубца.
[38] Строки из стихотворения «Отречение св. Петра» из сборника «Цветы зла».
[39] Строки из стихотворения «Гефсиманский сад».
Распространение приветствуется.
Просьба ставить гиперссылку при копировании.