Священник Георгий Чистяков
Феноменология страха
Лекция в Московской консерватории, 2005 г.
Л. С. Бакст «Теrrоr Antiquus» («Древний ужас»), 1908
Классическое определение страха дает в своем сочинении Рене Декарт: «страх и ужас, которые противоположны отваге, представляют собой смущение или изумление души, лишающее её возможности противостоять приближающемуся злу».
Здесь Декарт подчеркивает парализующую силу страха, лишающую душу, как он говорит, возможности противостоять тому, что приближается.
А вот совсем другой текст, реплика из сегодняшнего Интернета. Девушка по имени Лиза пишет так:
«У меня возникла проблема, с которой я раньше не сталкивалась, у меня нет опыта восприятия страха, недавно я посмотрела очень страшный фильм и удивительно, некоторые кадры так повлияли на мое эмоциональное состояние: я уже не сплю две ночи от страха. Что делать, неужели у меня так вдруг смешались реальность и киношный сюжет?»
Конечно, эта девушка достаточно инфантильна, и все-таки её замечание чрезвычайно существенно.
Психологи утверждают, что страх основан на инстинкте самосохранения, по свой природе имеет защитный характер и сопровождается определенными физиологическими изменениями в высшей нервной деятельности, что отражается на частоте пульса, дыхании, показателях артериального давления. Так при страхе темноты ты испытываешь боль в сердце, скованность в груди, сдавленность в горле, такое ощущение, будто тебя кто-то душит. В самом общем виде эмоция страха возникает в ответ на действия угрожающего стиля. Эта реакция роднит человека с животными, которые так же как и люди боятся реальной опасности, и, будучи охвачены страхом, либо застывают на месте и замирают словно парализованные, либо убегают: третьего не дано.
Но сегодня я хочу говорить не об этом страхе, который, в общем-то, естественен, а о страхе, который субъективен и иррационален, о страхе, которому нельзя дать однозначное определение.
Братья Вайнеры в повести «Лекарство против страха» пишут так: «Мы все предрасположены к этой болезни, естественная реакция наших далеких предков на окружающий мир, таинственный, опасный и непонятный, мы несём её в своих генах. Но одни воюют со страхом всю жизнь и побеждают, а другие сдаются ему, сразу или постепенно.»
Когда братья Вайнеры говорят о том, что страх мы несём в своих генах, то я бы сослался Юнга и вспомнил о коллективном бессознательном, именно из этого резервуара бессознательного черпается всё то, что связано со страхом. Платон подобно Декарту говорил, что страх это душевное потрясение, вызванное ожиданием беды.
Но вот, я хочу напомнить вам один текст из Ги де Мопасанна, из его новеллы «Страх», где он говорит следующее:
«Вместе со сверхестественным с лица земли исчез и настоящий страх, ведь по-настоящему боишься лишь того, чего не понимаешь. Видимая опасность может взволновать, встревожить, испугать, но что это по сравнению с той дрожью ужаса, которая охватывает вас при мысли о встрече с блуждающим призраком, об объятиях мертвеца, о появлении одного из чудовищ, порожденных напуганной фантазией людей.»
«Мрак кажется мне, - говорит Ги де Мопассан, - не таким тёмным с тех пор, как он стал пуст.» «Каким угрюмым, пугающим должен был казаться вечерний сумрак в те времена, когда его населяли выдуманные, неведомые существа, блуждающие, злобные, способные принять любой образ! Страх перед ними леденил сердце, их тайная власть выходила за пределы нашего разума, избежать их было невозможно.» «Когда я выхожу ночью, мне так и хочется вздрогнуть от страха, от того жуткого страха, который заставляет старух, проходящих мимо кладбищенской ограды, креститься, а суеверных людей - убегать от причудливых болотных туманов и капризных блуждающих огней! Как бы мне хотелось верить во что-нибудь таинственное, устрашающее, что как будто проносится во мраке.» Мопассан признаёт, что он не верит в таинственное, что время-то этого прошло, но в то же время ему хочется вздрогнуть от страха. «Хочется», «хотел бы» - это слово повторяется в этом тексте достаточно часто.
Сёрен Кьеркегор отмечал, что страх, ужасное и загадочное столь сущностно свойственны ребенку, что тот вовсе не хочет его лишится, даже если он страшит ребенка, он тут же опутывает его своим сладким устрашением. Этот страх, отмечает Кьеркегор, есть во всех народах, где детскость сохранилась. Страх, говорит Кьеркегор, можно сравнить с головокружением. Тот, чей взгляд случайно упадет в зияющую бездну, почувствует головокружение. В чем же причина? Она столько же заложена в его взоре, как в самой пропасти, ведь он мог бы и не смотреть вниз.
Я уже выше говорил, что есть две формы страха: рациональная и иррациональная. Первый основан на понимании реальной ситуации и формируется, вероятно, в коре головного мозга, это страх простой - перед болезнями, финансовыми затруднениями, несчастными случаями и так далее, иными словами - страх упасть во время гололёда и сломать руку. Другие простые страхи, перед птичьим гриппом, например, культивируются в нашем сознании современными средствами массовой информации, прежде всего телевидением.
Второго типа страхи – продукт подкорки, отражение первобытных страхов наших предков. Это страх перед темнотой, страх перед смертью… страх экзистенциальный. При этом все формы страха, даже самый простой страх, парализуют, но, как отмечает Кьеркегор, в то же время завораживают. И чем более страх серьёзный, чем больше он связан с нашей подкоркой, тем больше он завораживает, в особенности страх экзистенциальный, который выплескивает Чайковский, создавая «Манфреда» или Шестую симфонию и Шостакович в 14-ой симфонии. Этот же страх, хотя и в инфантильной форме, пережила девушка Лиза, письмо которой я процитировал в самом начале.
Лукреций в поэме «De rerum natura» описывает, как человеческая душа macerat metunt, «томится от страха», это очень сильное выражение, и прежде всего от страха перед смертью. Идя вслед за Лукрецием, Папиний Стаций в конце первого века уже нашей эры напишет, что «primus in orde deos fecit timor», т.е. «страх первый создал богов». Разумеется, сегодня наука придерживается другого мнения о происхождении религии, но не об этом речь. Важно понять, что античная религия не всегда была светлой и жизнеутверждающей, как думает один из пользователей Интернета, который пишет: «страх - причина религии как таковой: надо же оправдать все непонятное в жизни, но религии не всякой, а только декадансной, христианской; греческая религиозность, которая являла собой жизнеутверждение, рождалась из благодарности богам за то, что они дали людям жизнь.»
Такое наивное ницшеанство, конечно, ничего общего не имеет с действительностью, потому что если посмотреть, что лежит в основе греческой религии, то мы увидим, что в её основе лежат хтонические культы, от слова «хтон» – земля. Культы страшных существ, вышедших из земли; культы, первоосновой которых являлось чувство страха перед загробной неизвестностью. В связи с этим эти культы носили особый отрицательный характер, у этих существ не просили ничего, они не являлись подателями благ, их умилостивляли, задабривали жертвами, требуя в вознаграждение только одного - полного невмешательства в жизнь людей. Их культ был как бы неизбежным злом. Все-таки античная религия – это не только Афродита Милосская, но это прежде всего вот эти хтонические культы, о которых так много и так хорошо писал А.Ф.Лосев.
Если вспомнить другие периоды, то сюда же относится древнеегипетская богиня Сохмет, которая опять-таки должна была вызывать ужас и вызывала его даже в XIX веке, когда А.С.Норов вез Сохмет из Верхнего Египта в Александрию, чтобы переправить в Эрмитаж. Или сфинкс фараона Хефрена в Гизе, который арабы так и называют «отец страха, отец ужаса».
Если говорить о латинском языке, то здесь существуют разные слова: timor, pavor, terror* – это особая тема – анализировать оттенки значений этих слов, во всяком случае понятно, что страх приковывал древнего римлянина к себе чрезвычайно жёстко. Действительно, страх, если вспомнить вновь слова Стация «primus in orde deos fecit timor», причем не только страх смерти, но и сопутствующие ему… И вот последняя на сегодня цитата из Интернета. Пишет пользователь Светлана:
«Как избавиться от страха перед Богом? Я недавно окунулась в православие, после которого лечилась. Я не могу соблюдать посты, читать утренние и вечерние молитвы, в которых только и говорится о том, какая ты грешная, слабая и зависимая от воли Божьей тварь. Одновременно у меня возникают страхи попасть в ад и вечно мучиться, потерять своих близких. Я потеряла доверие к Богу, радость жизни, уверенность. Как быть?»
Мне представляется, что на вопрос этой девушки лучше всего отвечает Н.Бердяев в статье «О вечно бабьем в русской душе», которая посвящена Василию Васильевичу Розанову. Николай Александрович Бердяев пишет, что Розанов из страха принял православие, но православие без Христа, православный быт, всю животную теплоту православной плоти, все языческое в православии. И дальше Бердяев говорит: но ведь он это всегда любил в православии, и всегда жил в этой коллективной животной теплоте. Не любил он и не мог принять лишь Христа; ни единого звука, который бы свидетельствовал, что Розанов принял Христа и в Нём стал искать спасения, в его текстах не найдёшь.
Я прервусь на минуту для того, чтобы вспомнить о том, как однажды я получил письмо из Парижа, которое было подписано псевдонимом Силуан Авернский, цель автора заключалась в том, чтобы показать, что такие работы, как работы отца Шмемана, митрополита Антония (Блума), в том числе и мои статьи упоминались, лишают православие его теплоты, его связанности с язычеством, его корней, как он говорит. Письмо было написано очень талантливо. Понятно, что газеты теряются, «Русская мысль» этого времени вряд ли у кого есть, надо на самом деле опубликовать это письмо заново, потому что очень интересный диалог получился по поводу «животной теплоты» и языческого в православии, и как с этим быть.**
Понятно, что эта девушка мучается оттого, что она приняла обрядность православия, не пережив встречи с Иисусом. Так как в Евангелии Иисус многократно и постоянно говорит: «Не бойтесь!» и только однажды этот императив звучит без отрицания в 10-й главе Евангелия от Матфея:
«И не бойтесь убивающих тело, души же не имеющих силы убить, а бойтесь более Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне.»
То есть не бойтесь смерти и не бойтесь людей, а бойтесь Бога. Здесь Иисус призывает к тому, что может быть названо очищением страхом. Он говорит: бойтесь не смерти, а Бога, ибо страх Божий вытесняет все остальные страхи.
Но страх Божий – это очень древнее ощущение, которое в начале XX века лучше всего описал немецкий ученый Рудольф Отто. Отто проанализировал различные формы религиозного опыта, биолог по образованию и по призванию психолог, он сумел раскрыть само содержание религии в целом, оставив в стороне всё рациональное, что есть в религии, он описал исключительно её иррациональную сторону. Читая Лютера, Рудольф Отто понял, что означает для верующего живой Бог, не «Бог философов», как говорил Паскаль, не «Бог Эразма», как говорил сам Отто, не какая-то идея, моральная аллегория, нет, говорит Отто, это страшная мощь, проявляющаяся в Божьем имени. Рудольф Отто стремится показать в своей книге характерные черты этого иррационального и пугающего опыта, он обнаружил, что священное – это mysterium tremendum, вызывающая ужас, вызывающая трепет тайна, в которой открывается majestas или величие Божие. Он показал, что mysterium tremendum не только пугает, но и завораживает, очаровывает человека и становится mysterium fascinans, тайной завораживающей, обнаруживая которую в мире вокруг себя, человек чувствует присутствие божественного в жизни, что есть нечто совершенное иное, как он говорит, «ganz andere», нечто абсолютно и полностью отличное и от природного, и от космического, и от человеческого. Надо сказать, заключая, что только Иисус открыл человечеству, что бог, вызывающий трепет и ужас – это не Бог. Вера в Иисуса есть избавление от страха.
И именно поэтому неправ Мопассан, когда утверждает, что вместе со сверхестественным с лица земли исчез и настоящий страх. Как раз наоборот, секуляризация и деевангелизация культуры приводят к тому, что древние страхи вновь начинают парализовывать и одновременно притягивать к себе человечество. И в качестве постскирптума замечу, что и сегодня в молодёжной культуре задействована тема страха. Пускай в примитивизированной форме, но так называемая молодежная готическая субкультура построена на тех же переживаниях, которые в свое время были так хорошо выражены в «Ночном Гаспаре», как в стихотворении в прозе, так и в музыке Равеля.
Также см. статью Страх Божий. Что это значит?
Примечания:
horatertiadidahe.ru
*Также angor; anxietas; timor; pavor; terror; metus; horror; tremor; trepidatio; exspectatio; formido; frigus; pallor – прим.ред.
Вы можете помочь развитию этого сайта, внеся пожертвование
