Santa Maria sopra Minerva Фото (c) IN
Миниатюрный слоник с 1667 года терпеливо держит на своей спине египетский обелиск. Он стоит на небольшой площади перед белым фасадом церкви Santa Maria sopra Minerva. Стоя на площади, никогда не подумаешь, что внутри тебя ожидает готический собор, причем единственный в Риме… Когда-то здесь был храм римской Минервы – на его развалинах христиане построили церковь; было здесь и святилище Исиды. А теперь – синее небо в золотых звездах… И уходят острые готические своды в это синее-синее небо, как и наша душа, которая здесь как-то особенно возносится горе или in alto…
фото Ю. Зайцевой
In alto cuori… или «горе имеим сердца», – провозглашает священник во время обедни. И действительно, здесь сердца устремляются ввысь, и дышится легко. Есть церкви, находиться в которых действует удивительным образом освобождающе – к ним принадлежит и Santa Maria sopra Minerva… Тут же сбоку от алтаря там, где находится написанная им Мадонна, могила Фра Беато Анджелико, того Джованни да Фьезоле, о котором писал наш Гумилев:
Но всё в себя вмещает человек,
Который любит мир и верит в Бога.
( о.Г. читает это стихотворение )
Фра Беато… К мраморной плите на его гробнице прислонены детские рисунки… Детские акварели… Покровитель художников и детские опыты. Удивительно, но суровые доминиканцы, которые хозяйничают в этой церкви, это разрешают… И вспомнилась мне наша больница и рисунки наших детей… Ксюша Курепина… Женя Жмырко… и другие. А доминиканцы в белых сутанах продают четки и следят за порядком… A te, Signore, elevo l’anima mia, Dio mio, in te confido… «К Тебе, Господи, возношу душу мою, на Тебя, Боже мой, уповаю»…
* * *
Говоря о церквях, которые ему удалось осмотреть в Риме, Гете пишет: «В какой восторг должен быть приведен глаз и ум, когда при каком бы то ни было освещении охватишь взором будто немую музыку эти многообразные горизонтальные и тысячи вертикальных линий, прерывающие и украшающие друг друга»… И далее: в эти минуты «всё, что есть в нас мелкого и ограниченного, не без боли поднимается и отрывается от нашей души».
Был Гете и в греческой католической церкви Святого Афанасия (она находится на via del Babuino, буквально в двух шагах от его римского дома); здесь он присутствовал на богослужении в день, как он сам говорит, Трех Царей – 6 января, когда мы, православные (а следовательно, и греко-католики) празднуем Богоявление. «Сегодня, – пишет Гете, – я смотрел и слушал литургию по греческому церковному обряду. Он мне кажется строже, обдуманнее и между тем доступнее латинского».
* * *
На каменной стене одной из вилл на Яникуле красуется множество надписей… Claudia, ti amo… « Я люблю тебя , Клаудиа »… Marcella, ti amero sempre… «Марчелла, я буду любить тебя всегда» и так далее… Sempre («всегда») здесь в этих надписях, сделанных 15-летними мальчишками, которые еще не знают, просто не знают, что такое время, звучит как-то особенно… Поэзия… Своего рода Ars amandi Овидия, но в современном исполнении.
А совсем в другом месте Рима, на другой (городской!) стороне Тибра мрачно возвышается мавзолей Августа. Построенный по египетскому образцу, он имеет форму круга диаметром в 87 метров (почти в два раза больше, чем у Пантеона!)… В восемнадцатом веке внутри его устраивались концерты и театральные представления, а теперь он стоит заброшенный и давно не реставрировавшийся, заросший кипарисами сверху…
Он глубоко врос в землю, и поэтому, чтоб обойти его вокруг, нужно спуститься вниз по ступеням. Площадь вокруг него обстроил Муссолини, что чувствуется сразу по безупречно «советскому» стилю, напоминающему о станциях московского метро. Веселые труженики с серпами и молотами и так далее.
На площади довольно много машин, а внизу у подножия мавзолея всегда тихо. Встретившись во время обеденного перерыва, двое, он – в офисном костюме, она – сама строгость в стиле top management… Но здесь они, забыв обо всем, целуются взасос…и я, случайный свидетель этого свидания, пытаюсь спрятаться и не могу, потому что на сделанной в тот день фотографии запечатлены и они, только до того момента, как они начали целоваться… Furtivus amor, как говорят римские поэты, «украденная любовь» – так, наверное, нужно сказать по-русски… И на площади императора Августа, и на склонах Яникула… Словно о них писали Тибулл и Овидий…
«Италия, – говорит Владимир Вейдле, – не музей, и жизнь ее – не театральное представление… но прошлое слилось с ней самой, с узором ее берегов, с течением рек, с волнистой линией гор…»
И сегодняшние римляне всё те же, кому адресовал Овидий свои элегии… И то же сердце бьется под отглаженным пиджаком коммерческого директора, что билось когда-то под белою тогой римлянина… Marcella, ti amero sempre…
* * *
«У греков, – пишет А.Ф.Лосев, – пластика возникает на основе слияния идеально-личного с природным, у римлян сливается идеально-социальное с природным; и – возникает у них не пластика живого человеческого тела, но – пластика живого социального организма». Как ни к чему другому, эти слова применимы к Колизею. «Никогда в своей жизни я не видел, – пишет Рескин, – ничего такого безобразного, как Колизей». Действительно, это сооружение может отталкивать. Именно тем, что в нем нет ничего, что было бы связано с живым человеком.
В своей работе «Римское чувство красоты и его образы» Лосев вообще постоянно подчеркивает, что у римлян все социально... Как этот самый Колизей. В римской социальной идее, пишет Алексей Фёдорович, «нет личностных глубин, нет теплоты человеческих чувств, того живого и алогического корня, который уходит в неведомую, хотя и родную, интимную глубину человеческой души». И снова это всё о Колизее: об огромном грязно-сером, давящем, не оставляющем человеку ничего своего, личного. О Колизее, который вызвал такое резкое неприятие у Рескина.
А вообще, это невероятно трудная задача– писать о Колизее, ибо о нем писали все, сказать что-то своё почти невозможно… Череп стоглазого исполина – того самого мифологического Аргуса, что стерег превращенную в корову Ио… Именно череп, брошенный прямо на дороге и наполовину вросший в землю. Как писал в «Римских элегиях» Иосиф Бродский, «и Колизей – точно череп Аргуса, в чьих глазницах облака проплывают»…
Церковь свв. Космы и Дамиана Фото (c) IN
Хорошо, что рядом – Форум с его освещенными солнцем колоннами и арками, с его буйной растительностью и церковью Космы и Дамиана, построенной на том самом месте, «где жил знаменитый врач Гален и где собирались врачи». Так пишет Порфирий Успенский. Не от этого ли мученики Косма и Дамиан почитаются как покровители медицины? Почти при всех медицинских факультетах, особенно в Германии, всегда устраивались церкви или часовни именно святых Космы и Дамиана.
Побывавший в Риме в середине XIX века епископ Порфирий Успенский был ученейшим монахом и специалистом в области древних христианских рукописей, византиноведения и востоковедения… Он умер в 1885 году, похоронен в Новоспасском монастыре в Москве и признан одним из самых блестящих русских ученых-гуманитариев XIX века.
* * *
«Множество вечнозеленых растений еще больше усиливает иллюзию вечного лета, какую создает зимой в римских садах мягкий климат. Необыкновенно стройные сосны стоят так близко друг к другу, что их пушистые густые кроны образуют как бы лужайку в воздухе, которая открывается восхищенному взору того, кто поднялся настолько высоко, чтобы это увидеть. Под защитой зеленого свода тянутся вверх и более низкие деревья». Так писала о римской зиме мадам де Сталь. «Обними чистый воздух, а-ля ветви местных пиний», – это сказал Иосиф Бродский.
Трудно сказать, когда в Риме наступает весна, потому что цветы действительно появляются здесь уже в феврале, «вспыхивая на оградах» и превращая их в украшенные гирляндами рамы для прекрасной картины, имя которой – Roma.
* * *
«Если современный Рим обнаруживает себя собором Святого Петра и всеми своими шедеврами, то Рим античный противопоставляет ему свой Пантеон и все свои развалины. Если один заставляет спускаться с Капитолия своих консулов и императоров, то другой выводит из Ватикана длинную чреду Римских Пап. Тибр отделяет одну его славу от другой, но покрытые одной и той же пылью Рим языческий все более и более погружается в свои гробницы, а Рим христианский мало-помалу вновь нисходит в катакомбы, из которых он вышел» – так писал Шатобриан, побывавший в Риме летом 1803 года. «Рим дремлет среди своих руин», – считает Шатобриан. Рим умирает и уходит в прошлое.
29 июня в день святого Петра Шатобриан был на праздничном богослужении в San Pietro. «Папа – фигура замечательная: бледный, печальный, по-монашески благоговейный, все злоключения церкви отражены на его лице. Служба была прекрасной, а временами трогала до глубины души, но пели средне, а церковь была пуста (deserte), народа не было».
Вообще, deserte (пустой, покинутый, брошенный) – ключевое слово для Шатобриана. Рим – это покинутый жизнью город, который дремлет среди своих руин, несмотря на illumination et de feu d’artifice, которые вечером в канун Петрова дня видел Шатобриан в Риме. Устраивать эту иллюминацию и фейерверки начал еще Микеланджело. Шатобриан смотрит на Форум из окон Капитолия (вернее, одного из дворцов на Капитолии), откуда открывается весь Форум. Это – «огромное кладбище веков с их надгробными памятниками, несущими на себе дату кончины каждого»… Луна «освещает улицы без жителей, запертые садики, площади, сады, в которых не гуляет никто, монастыри, где больше не слышатся голоса монахов, жилища затворников, что так же оставлены всеми, как и портики Колизея»…
Так писал Шатобриан в начале XIX века. Но Рим сегодня – это, прежде всего, мотороллеры… Тысячи, если не сотни тысяч мотороллеров, что наполняют улицы города и в часы пик… Мотороллеры, которым не страшны никакие пробки, – они наполняют улицы страшным шумом, но придают движению и вообще всему, что происходит в Риме, какую-то особую динамичность… Всё течет, всё летит, всё гудит – вот он, urbs aeterna, Вечный город. Вечный, наверное, прежде всего потому, что вопреки предсказаниям Шатобриана он не стареет… И летит вперед на мотороллере сегодняшний студент одного из бесчисленных университетов Рима, летит на свидание к своей подружке, а у обоих в сумках и тексты древних авторов в оригинале, и конспекты по дифференциальному счислению, и какие-то бесконечные сидиромы, дискеты и так далее… В Риме любят, в Риме учатся, в Риме живут и шумят, и Вечный город не собирается умирать…
далее