Священник Георгий Чистяков
Беседы о Данте
О Дантовом "Аде", или современен ли Данте
Лекция прочитана на христианском радиоканале «София» 29 июля 1997 года
Когда-то в конце XVIII века Вольтер злорадно заметил, что слава Данте будет расти тем больше, чем меньше его читают. Не только Вольтер, но и многие итальянские писатели этой эпохи считают, что Данте, (подчеркиваю, речь идет о конце XVIII – начале XIX века) уже не читают. Прошло ещё 100 лет, и в первой половине XX века Бенедетто Кроче напишет: «Все религиозное содержание «Божественной комедии» для нас уже мертво». Так считает видный итальянский философ и литературный критик Бенедетто Кроче.
В это же самое время в одной из своих последних книг Дмитрий Сергеевич Мережковский пишет о Данте совсем по-другому. Он говорит:
«Данте воскреснет, когда в людях возмутится и заговорит ещё немая сейчас или уже заглушённая не личная, а общая совесть. Каждый человек в отдельности более или менее знает, что такое совесть. Но соединения людей – государство, общество, народы – этого не знают вовсе или не хотят знать».
Вот, по мнению Мережковского, когда общество задумается над тем, что такое совесть, тогда возьмутся за Данте. Тогда начнут его читать действительно по-настоящему, а не будут читать, как его читают сегодня, поражаясь его языку, поражаясь его поэтике, фигурам речи, красоте слога,
80
___
звучности терцин, восхищаясь иногда его образами, их яркости, скажем, в «Аде», когда описываются Паоло и Франческа. И когда, как говорит Мережковский, в обществе заговорит совесть, тогда к Данте обратятся именно как к учителю. И действительно, именно сейчас, в конце XX века, с каждым десятилетием становится всё более и более современным как раз духовное содержание «Божественной комедии».
В самом начале её первой кантики, в начале «Ада» Беатриче обращается к Вергилию, который не может понять, зачем она откуда-то с высот рая спустилась к ним в лимб, в начало ада. Беатриче говорит:
85. «Когда ты хочешь в точности дознаться,
Тебе скажу я, – был её ответ, –
Зачем сюда не страшно мне спускаться.88. Бояться должно лишь того, в чём вред
Для ближнего таится сокровенный;
Иного, что страшило бы, и нет».Ад. Песнь II
Что касается слова «сокровенный», когда речь идет о вреде, то оно подставлено Лозинским при переводе. У Данте этого слова нет. Речь идёт о том, что бояться можно и нужно только одного: того, что наносит вред другому. Того, что наносит вред ближнему, вот этого надо бояться. И всё. Всё остальное не страшно. А то, что наносит вред ближнему, это и есть грех. Таким образом, с точки зрения Данте, грех, которого больше всего надо бояться, заключается в том, что человек fare altrui male – делает ближнему плохо.
В аду находятся те, кто были скупы, то есть не тратили денег на других, или, наоборот, расточительны – тратили их только на себя. В аду находятся те, которые применяли к ближним насилие. Вот как об этом говорится в 11-й песне «Ада»:
81
____
22. В неправде, вредоносной для других,
Цель всякой злобы, небу неугодной;
Обман и сила – вот орудья злых.Forza - сила, и frode - обман… Они губительны для ближних, губительны для другого: altrui contrista. Насильно лишали жизни людей какие-то ныне оказавшиеся в Аду фигуры, насильно лишали людей имущества – и тоже попали в Ад. Здесь – зачинщики раздора и, наконец, предатели. Предатели своих друзей и тех, кто просто им доверился. В сущности, здесь, в первой кантике «Божественной комедии», Данте дает ответ на вопрос: а что же такое грех. Грех, с его точки зрения, это именно то, что наносит вред или приносит зло другому. Вот, наверно, очень, с одной стороны, важная, с другой – современная богословская мысль. Мысль, за которой стоит Дантово виденье человечества как единого организма, Дантово виденье человечества как сообщества, в котором все связаны друг с другом. Грех – это зло, нанесённое другому.
Эпикур, как говорили его ученики, ещё в античные времена избавил человечество от страха перед смертью. Каким образом? Он убедил своих читателей в том, что между нами и ею, между людьми живыми и смертью, нет ничего общего. «Пока есть мы – нет её, а когда приходит она, то нас уже нет», – говорил Эпикур и воспитывал так своих учеников и последователей, чтобы они о смерти просто не думали.
Данте дерзновенно хочет избавить человека от Ада, но пойти путём Эпикура он не может. Не может он пойти и путем мыслителей XVIII века, утверждавших, будто всё, что касается ада, вымышлено безграмотными людьми и относится к области фольклора. Он не может пойти этим путем, потому что знает: ад не выдуман для устрашения простодушных, он вполне реален. Но как, как же спасти от него? Как спасти от ада человека?
Беатриче, видя, что Данте уже погибает от своей греховности (в сущности с этого и начинается «Божественная комедия»), посылает за ним, за своим поэтом, Вергилия, чтобы тот провел его через ад, - живого, ещё пока не умершего.
82
____
83
__
Что же касается самого Данте, то он, создавая свою поэму, становится Вергилием для каждого из нас, своих читателей. Живьём он проводит через Ад своего читателя, чтобы тот до смерти, при жизни, пока есть ещё время для исправления, почувствовал, что измениться действительно необходимо. На тот факт, что ад, через который проводит Данте своего читателя, заключает в себе не только покойников, указывает сам поэт. Встречая, как об этом говориться в 33-й песне, тень, он спрашивает: «Кто ты?». И получает ответ:
118. «Я – инок Альбериго, – он сказал, –
Тот, что плоды растил на злое дело
И здесь на финик смокву променял».121. «Ты разве умер?» – с уст моих слетело.
И он в ответ: «Мне ведать не дано,
Как здравствует моё земное тело.124. Здесь, в Толомее, так заведено,
Что часто души, раньше, чем сразила
Их Атропос, уже летят на дно».Ад. Песнь XXXIII.
Встречает затем Данте ещё одного предателя:
136. «Ты это должен знать, раз ты с земли:
Он звался Бранка д'Орья; наша братья
С ним свыклась, годы вместе провели».139. «Что это правда, мало вероятья, –
Сказал я. – Бранка д'Орья жив, здоров,
Он ест, и пьёт, и спит, и носит платья».Там же.
Данте, когда он спускается в ад на страницах «Божественной комедии», с удивлением обнаруживает, что он отнюдь не единственный живой в царстве мёртвых. Парадоксально, но там поэт встречает не только покойников. Спустившись в девятый круг, он обнаруживает здесь брата Альбериго, мона-
84
ха из Фаэнцы, заколовшего во время пира своего ничего не подозревавшего родственника, а также генуэзца по имени Бранко д'Орья, который так же предательски убил своего тестя — оба они ещё живы, в чем Данте абсолютно уверен. «Он ест, и пьёт, и спит, и носит платья», — восклицает поэт, ибо не может поверить в то, что перед ним душа Бранко д'Орья. Тем не менее это именно так. Шестым чувством поэт понимает, что душа человеческая может попасть «в место сие мучения» не только после смерти, но и пока человек жив.
Свет во тьме светит. Глава 6. У ОВЕЧЬИХ ВОРОТ. ИИСУС И РАССЛАБЛЕННЫЙ стр. 101
Итак, вот они, два человека: отравитель Альбериго и Бранка д'Орья. Они ещё живы – и уже в аду. До смерти зовёт Данте каждого из нас пройти через ад, чтобы успеть измениться, успеть вырасти из своего греха и победить его, успеть исправить последствия своей греховности. В лица тех, чьи образы он рисует в кантике, посвященной аду, он предлагает нам, читателям, всмотреться, как в зеркало
Вот как раз то, о чём говорили такие монахи, как Антоний Великий, в IV веке: "Вы, - говорили они гражданам Александрии,- уже умерли внутренне, но живёте чисто физически". В эпизоде диалога с Бранка д'Орья в первой кантике Данте представляет это в виде яркой картины, причём поразительно то, как он подчёркивает, что этот Бранка д'Орья не просто жив, нет: он ест, пьёт и хорошо одевается - вот в чём заключается его жизнь. А в это время его нутро, intima cordis, как говооил Амвросий Медиоланский, внутреннее содержание его сердца, уже умерло.
Самим собой остаётся только человек, Полюс святости и полюс порока: Лекция о средневековом монашестве, стр. 112-113
52. И кто-то молвил, не подняв чела,
От холода безухий: «Что такое?
Зачем ты в нас глядишь, как в зеркала?»Ад, Песнь XXXII
85
__
Что главное здесь, в Аде, которое изображает для нас Данте? Здесь царит ненависть, тени здесь ненавидят друг друга. Чем ниже, чем глубже спускается поэт, тем больше. Иногда даже и Данте – он тоже грешник – заражается этой ненавистью. Но здесь не горят от ненависти, здесь замерзают от неё. В отличие от фольклорного образа ада, в котором именно горят, здесь замерзают в лёд. Здесь с каждым шагом становится всё холоднее и холоднее, и ужас охватывает читателя именно от того холода, который веет со страниц дантова «Ада».
Одним из последних Данте встречает в аду тень графа Уголино. Уголино интриговал против своего родственника, предал его, но сам стал жертвой архиепископа Руджери. Архиепископ велел замуровать Уголино, двух его сыновей и двух внуков, и, замурованные, они, отец и дед, сам Уголино и четверо мальчиков, умерли от голода. Сам несчастный граф рассказывает о том, как умирали его дети:
46. «И вдруг я слышу – забивают вход
Ужасной башни; я глядел, застылый,
На сыновей; я чувствовал, что вот –49. Я каменею, и стонать нет силы;
Стонали дети; Ансельмуччо мой
Спросил: "Отец, что так ты смотришь, милый?"»Ад, Песнь XXXIII
Дни шли за днями, умер один, потом другой, третий…
«Уже слепой, я щупал их с испугом,
Два дня звал мёртвых с воплями тоски;
Но злей, чем горе, голод был недугом».Там же, 74-75
Он, кажется, жертва. Разве место ему здесь, в аду? И отчего вообще он, жертва этого злобного человека, оказался тут? Почему он обречен на эти муки? На эти муки обрекла его дикая ненависть, причем к палачу собственных
86
детей. Ненависть и злоба наполняют всё его существо, и Данте изображает нам его, Уголино, грызущим череп архиепископа Руджери. Эта ненависть и злоба и загоняет человека в полный тупик. И ещё гордыня, уверенность в своей правоте. Ничего более страшного нет.
Из ада, как верит современный Данте христианский мир, из ада, как в это верит и сам Данте, действительно нет выхода. Ад – это мука вечная, как прямо говорится об этом в Евангелии от Матфея. Но всё же поэт находит выход из ада, находит путь, пройдя по которому можно спасти от ада человека. Этот выход заключается в том, чтобы спуститься вместе со своим читателем в ад до его смерти.
Мережковский, которого я уже цитировал сегодня, заметил однажды, что главная цель Данте заключается не в том, чтобы что-то сказать людям, нет, она заключается в другом: чтобы что-то сделать с людьми, изменить их души и судьбы мира. Это уже не только поэзия. Это дело Данте. И Данте совершает это дело. Он спускается вместе со своим читателем в ад, становится для своего читателя Вергилием для того, чтобы спасти человека от вечной муки, пока он ещё жив.
Продолжая размышления вслух о «Божественной комедии» Данте, о его творчестве, его вере, о его жизненном пути и о его деле, я сегодня беседую с вами о первой кантике его поэмы -- о нисхождении в ад вместе с Вергилием, о той части, которая, как мы уже говорили раньше, наверное, ярче остальных других. О той кантике, которую можно, используя современный язык, назвать кинематографической, потому что действительно до кинематографического уровня доходит Данте, рисуя яркие, именно зрительные образы. Но, надеюсь, что сегодня мне удалось вам показать, что не только в яркости образов здесь дело. Картина ада, которую представляет нам Данте, чрезвычайно глубока с точки зрения его веры, нашей веры, с точки зрения, если хотите, богословской. Нисхождение в ад – это жизненный подвиг Данте, совершенный для нас, его читателей.
Если в «Чистилище» речь идёт о молитве живых за успопшщих, то здесь, в первой кантике, основная тема - это молитва усопших праведников о живых грешниках, та молитва, которая помогает живым грешникам преодолеть свой грех, свою греховность ещё при жизни. И, конечно же, Дантова концепция греха основана не на схоластической науке Средневековья, а именно на новозаветном
87
__
тексте - на непосредственном обращении поэта к Новому Завету, о котором его старый биограф говорит, что он ещё в дестве его полюбил.
**
[[Звучит не сохранившийся в записи ворпрос одного из радиослушателей о вечности ада]
Вечность ада - это не чьё-то частное мнение, а это нечто, о чем прямо говорится в Евангелии: «Тогда скажет им в ответ, – говорится в 25-й главе Евангелия от Матфея. – истинно говорю вам: так как вы не сделали этого одному из меньших сих, то не сделали Мне. И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную»(Мф 25:45-46)
Как понять это выражение «мука вечная»? Если исходить из того значения слова αιώνιος, <aionios> (эониос), которое оно имеет в греческом языке, то конечно, речь идет о том мучении, которое не имеет конца, о том мучении, которое бесконечно. И это пугает, и это настораживает, потому что это как-то не укладывается вообще в новозаветную концепцию зла, в библейскую концепцию зла, в библейскую концепцию Бога.
Но если этот же самый текст представить себе на арамейском языке – а всё-таки давайте помнить о том, что Христос проповедовал на арамейском – тогда окажется, что слово «вечный» обозначает не что-то, касающееся времени, а что-то абсолютное по качеству. Значит, вечная жизнь – это жизнь во всей её полноте, а мука вечная – это полнота муки, полнота мучения, полнота ужаса. Речь идёт, таким образом, не о временнОй вечности адской муки, а об объемности её ужаса. Но тот полный ужас, тот полный мрак, в который погружает сам себя человек своими грехами, он, вероятно, всё-таки – и арамейский текст Евангелия от Матфея нам мысль об этом подсказывает – преодолим во времени. Потому что ад, или дьявол, или зло, не есть второй бог.<..>
Поэт находит путь, пройдя по которому можно спасти от ада человека. Этот выход заключается в том, чтобы спуститься вместе со своим читателем в ад до его смерти.
Oбразы Дантова «Ада» удивительно ярки, и именно «Ад» больше всего переводился не только на русский язык, но
88
и на французский, на немецкий, на английский. Примерно в три раза больше переводов существует Дантова «Ада», чем «Чистилища» или «Рая», или «Божественной комедии» полностью. «Ад» читали всегда больше всего, и больше всего картин и стихов написано на темы «Ада». Более того, и современники поэта видели в Данте именно того человека, который спускался в ад, который не только спускался, но, быть может, спускается в ад иногда. Тем не менее, эта часть поэмы не только очень яркая с точки зрения мастерства поэта, с точки зрения её образности. Нет. Здесь мы находим с вами и богословие глубочайшее, и реальную аскетику. «Ад» – это та рука помощи- я имею в виду эту кантику, эту третью часть «Божественной комедии» - это та рука помощи, которую нам, живым, протягивает уже давно умерший поэт, для того, чтобы чтобы спасти нас заранее от тех мук, которые «уготованы дьяволу и ангелам его» (Мф 25:41).
.
88
89
90
91
]
У нас с вами звонок.
- Огромная Вам благодарность за Данте! Я, несмотря на то, что училась в Литературном институте, с такой точки зрения на него не смотрела.
- Спасибо Вам. Вы знаете, я все-таки думаю, что мы, люди XX века, во многом оказались под влиянием и Бенедетто Кроче, о котором я говорил сегодня, и Вольтера, Шатобриана и других мыслителей прошлого, которые постоянно подчеркивали в Данте именно поэта, именно мастера слова, именно создателя нового литературного итальянского языка, которые почему-то не хотели видеть в Данте мыслителя.
Одним из первых, кто задумался о Данте именно как о мыслителе, был Осип Мандельштам. Я имею в виду его «Разговор о Данте». Мне сегодня захотелось подумать о Данте именно как о верующем человеке, как о христианине и богослове.
Напомню вам, что Данте был не просто верующим человеком. Данте, как говорит один из его биографов, ещё в ранней юности, будучи отроком, уже влюбился в Священное Писание.
[Цит. по кн. Мережковский Д.С. Данте. с.27. Упоминаемый биограф - Франческо да Бути (12324-1406)]
Данте в ранней юности был послушником в братстве святого Франциска. И когда он умер, то родственники его и друзья узнали, что был он францисканским терциарием, то есть членом Третьего ордена меньших братьев.
- В связи с тем, что Вы вторую передачу педчёркиваете роль Беатриче в рассмотрении Данте вопросолв бытия , я хотела бы спросить у вас, не сравнивал ли кто-нибудь его с другим поэтом:
92
__
с нашим Пушкиным, для котрого Наталья Гончарова была то же самое, что Беатриче для Данте? Только здесь семья состоялась, даже семья с детьми. А у Данте не состоялась: девушка умерла молодой. Одна и в том и в другом случае оценивает вопросы мироздания, а они как бы отражаются у него от личности юной женщины.Другое дело, что Пушкину пришлось заплатить своей жизнью и тем самым показать, как это на свмом деле бывает в жизни, а у Данте имеет место исключительно литературное призведение.
- Спасибо. Я понимаю Вашу мысль, но Вы знаете, я бы всё-таки не пошёл сегодня этим путем. Потому что, конечно же, в жизни очень многих художников, не только в жизни Данте или в жизни Александра Сергеевича Пушкина огромную роль играет любовь и личные отношения: с девушкой, с невестой, с женой. Или как у Данте с Беатриче, которую он встретил девяти лет. Но у Данте Беатриче занимает какое-то совершенно особое место. Он неоднократно говорит о том, что он погибал и уже почти погиб, что грех его уже засосал, как эта трясина ледяная в глубинах ада, но Беатриче решила спасти его и спасла. Поэтому Беатриче – к тому времени, как Данте начинает «Божественную комедию», с её смерти прошло уже 10 лет, – Беатриче, занимает в творчестве Данте особое, уникальное место. Быть может, такого второго случая в истории мировой нет вообще.
- Почему при Вашем уровне знаний Данте Вы не хотите рассмотреть образ Беатриче как прототип Прекрасной Дамы? Вспомнить Владимира Соловьева, католиков, к которым и Вы, православный священник, неравнодушны? И поэтому поговорить о разнице между православным исповеданием Девы Марии и экстатической форме ее восприятия у католиков?
- Спасибо Вам. Но что касается Беатриче, то она не Матерь Божья, она не Богородица. И Данте постоянно подчеркивает эту разницу. Более того, образ Марии, Пречистой Девы, Матери Божьей особое совершенно место занимает у Данте в «Божественной комедии», и мы об этом с вами говорили и даже читали в переводе Лозинского ту замечательную молитву, которая приводится в «Божественной комедии», и с которой Данте обращается к Матери Божьей.
Что же касается Беатриче как Прекрасной Дамы, то тут и говорить не о чем. Совершенно естественно, что Беатриче – это Прекрасная Дама поэзии Данте. Как у каждого поэта того времени, так и у Данте была та Дама, которую он воспевал. Об этом он очень подробно рассказывает в «Новой жизни». Что же касается Прекрасной Дамы, скажем, в стихах Блока, на которые Вы, вероятно, делали намек, то все-таки напоминаю Вам, что Блок был православным человеком.
Наконец, Владимир Сергеевич Соловьёв, когда говорил о Вечной Женственности, да, он, вероятно, в чем-то шёл вслед за Данте. И один из его учеников и последователей, отец Сергий Булгаков, кстати говоря, протоиерей, не католик, а православный, и человек, временами очень резко высказывавшийся в адрес католического богословия, вот отец Сергий Булгаков как раз видит в Данте именно софийный образ. Для него «Божественная комедия» тем и дорога, что в «Божественной комедии» Данте уже говорит о том, что потом назовет словом «софийная» отец Сергий. <...>
- Сегодняшняя передача близка к практике обычного христианина: и обратная связь между живыми и умершими, как между Данте и Беатриче, и то, что самый страшный грех – ненависть к ближнему. Это новозаветное нам напоминание. Спасибо, что Вы помогли это увидеть в Данте.
- Вы абсолютно правы, это – во-первых. Во-вторых, и мне кажется, это тоже очень важно, если в «Чистилище» речь идёт о молитве живых за усопших, то здесь, в первой кантике, действительно основная тема – это молитва усопших праведников о живых грешниках. Та молитва, которая помогает живым грешникам преодолеть свой грех, свою греховность ещё при жизни. И, конечно же, Вы правы, что Дантова концепция греха действительно основана не на схоластической науке средневековья, а именно на новозаветном тексте, на непосредственном обращении поэта к Новому Завету, о котором, как уже говорил я сегодня, его старый биограф говорит, что Данте ещё в детстве его полюбил.
- Как Вы оцениваете оперу Рахманинова «Франческа да Римини» и одноименную симфоническую поэму Чайковского?
- Понимаете, я, честно говоря, не очень хорошо помню «Франческу» у Рахманинова. Что же касается «Франчески да Римини» у Чайковского, то разговор, конечно, особый совершенно, а времени у нас мало. Но мне кажется, что музыка Чайковского значительно мрачнее, значительно трагичнее и безысходнее, чем та часть кантики, которая посвящена Паоло и Франческе у Данте.
У Данте, несмотря на трагизм «Ада», все-таки то, что говорится о Паоло и Франческе, пронизано каким-то особым светом. К Чайковскому, кажется, это не относится. Вообще, Чайковский много трагичнее, чем мы с вами привыкли считать. Вслушайтесь в его «Манфреда», вслушайтесь в Шестую симфонию. Когда-то Игорь Глебов (псевдоним Б.В.Асафьева) написал, что вся музыка Чайковс-
93
__
кого говорит о том, что он не верит в Воскресение. Это трагедия конца человеческой жизни, это трагедия смерти, которая непобедима.
Данте же говорит нам совсем о другом. Он говорит о победе над смертью, он говорит о Воскресении. Вся поэма Данте пронизана верой в Воскресшего, Который не только Сам воскрес, но своим Воскресением воскрешает и нас, и нас всех приводит к новой жизни.
- У Пуччини есть опера «Джанни Скикки». Она написана в мажорных тонах, хотя главный герой грешник, шулер. Быть может, это подсказывает нам, что и такой грешник получит когда-то прощенье?
- Вы знаете, я бы увидел здесь что-то другое. «Ад» у Данте написан, как, впрочем, и вся поэма, народным языком. Он черпал свои образы из народного сознания, из народной веры, из живых преданий. И то, что нас поражает в его рассказе, это действительно его огромная живость. К сожалению, её не всегда чувствуешь, когда читаешь Данте в переводе Лозинского. Этот замечательный переводчик, человек, для которого работа над «Божественной комедией» стала личным жизненным подвигом, но он все-таки придал многим местам Дантова «Ада» более литературный характер, чем они имеют. Тот элемент фольклорности, живого, даже временами почти площадного языка, которым пишет Данте, он стёр. И поэтому надо, наверное, иногда обращаться, читая «Божественную комедию», не только к переводу Лозинского, но и к каким-то другим переводам.
Данте воспринимался своими современниками именно как человек, который действительно спускался в ад. Шёл он однажды по улицам Вероны, и женщина, увидевшая его, сказала подруге: «Вон человек, который сходит в ад и возвращается оттуда, когда хочет, и приносит людям вести о тех, кто в аду». «Правду говоришь, – ответила другая простодушно, – вон как борода у него закурчавилась и кожа на лице потемнела от адского жара и копоти».
Но этот анекдот, рассказанный одним из биографов Данте, тем забавнее, что, с одной стороны, в нем его современники видят человека, действительно реально прикоснувшегося к аду. С другой стороны, в Дантовом «Аде» ведь нет огня! В Дантовом «Аде» нет ни пламени, ни копоти. В Дантовом «Аде» лед и холод! В Дантовом «Аде» температура близкая, как бы мы сказали сегодня, к абсолютному нулю
Именно этот холод Дантова «Ада», холод, так непохожий на образ ада фольклорного, очень важен нам для понимания того, а что же такое грех, что же такое вечная мука. Это наше погружение в бесконечный мрак, тьму, и – подчеркиваю – бесконечный холод. В лед вморожены грешники Дантова «Ада». И как это ни странно, этот образ ледяного ада заставляет нас вспомнить об одном из читателей Дантова «Ада», об одном писателе датском прошлого века, который бесконечно любил Данте, – о Гансе Христиане Андерсене.
В «Снежной королеве» та болезнь, которой поражен Кай, болезнь его злобности, недоброты, его греховности, тоже изображена через ледышку, попавшую в его сердце, именно ледышкой она обозначена, попавшейся и заморозившей его. Сердце закостенелого грешника неспособно к горению. Должен найтись кто-то, кто поможет растаять этому льду. И этот «кто-то» может быть послан только Богом.
- Один мой знакомый, воевавший под Москвой в 1941 году, говорил: «Холод хуже голода. От холода душа скукоживается и перестает быть».
- Да, спасибо Вам. Это совершенно верно. Здесь есть над чем задуматься ещё .
Само собой в нашу передачу вошло ещё одно имя. Имя Андерсена, человека, которого мы считаем автором детских сказок. На самом же деле – очень глубокого, очень оригинального и непрочитанного, родные мои, действительно непрочитанного ещё религиозного мыслителя. Андерсен был одним из тех, кто действительно читал Данте, кто действительно глубоко вник в его поэзию, в отличие от тех современников Вольтера или Бенедетто Кроче, которые любили о Данте поговорить, но, в общем, никогда его не читали.
Хочу поблагодарить, заканчивая передачу, и ту нашу слушательницу, которая обратила внимание на то, что аскетический опыт Данте на самом деле очень близок тому, что мы имеем в нашей отечественной православной духовной традиции. В самом деле, перегородки, которые понастроили люди, как говорил митрополит Платон, до неба не доходят. И Данте – это один из тех людей, который оказался выше всяких перегородок и который стал и современником, и соотечественником для всех людей в истории, для всех людей на нашей планете. И в Италии XVI или XVII веков, и во Франции XIX века, и в России конца XX века многие и многие люди могут сказать (и это будет верно и справедливо): «Данте наш современник, и не только современник, но и наш соотечественник».
94
далее
Мы просим вас оказать помощь создателям этого сайта.
Если вам оказались интересны и полезны материалы, опубликованные здесь, перечислите, пожалуйста, любую сумму денег.
Даже небольшая сумма будет полезна.
Здесь - о том, как Вы можете помочь, внеся пожертвование
