« ПОДВИГОМ ДОБРЫМ Я ПОДВИЗАЛСЯ, ТЕЧЕНИЕ СОВЕРШИЛ...»
Памяти отца Георгия Чистякова
Эти слова апостола Павла тотчас пришли мне на память, как только до меня дошла весть о кончине о.Георгия Чистякова 22 июня 2007 года. Ему было 53 года, уже давно он был серьезно болен. Он совершил свой подвиг добрый среди стольких других, каждый из которых мог бы заполнить не одну героическую жизнь. Выходец из семьи коренной московской интеллигенции, верной её «всемирной отзывчивости», но и также духу и традициям Церкви, будущий о.Георгий сохранял на протяжении своей жизни эту двуединую верность, нераздельное призвание. Специалист по классической филологии, ученик и друг о.Александра Меня, он был допущен к служению алтарю лишь в год своего сорокалетия. Ум, столь блестящий, не всегда бывает ко двору в российской церковной среде. В особенности, когда слишком много даров посылается одному человеку: дар богослова, филолога, журналиста, библеиста, переводчика Святых Отцов, несравнимого проповедника, преподавателя, но прежде всего пастыря милостью Божией.
Кажется, он уже родился со знанием того секрета, в который хотел бы проникнуть каждый духовник: умение привлечь человеческие души, без желания обладать ими, с одной лишь ревностью помочь им открыть Христа, дать Ему родиться в их сердце. Его исповеди видели всегда вереницу мужчин и женщин, искавших в огне его души, через его «cor ardens », войти в тайну милосердия Божия. Ибо милосердие, «сердце милующее», и было главным его даром.
При Республиканской детской больнице он сумел открыть храм Покрова Божией Матери. В больнице он занимался прежде всего детьми больными лейкемией, болезнью, которая потом поразила его самого. Помимо своего священнического служения в храме Косьмы и Дамиана в центре Москвы, именно там, в больнице он подвизался добрым подвигом, открывая больным детям, нередко на пороге смерти, чудо присутствия Божия, о котором они чаще всего никогда и не слышали. Заведующий кафедрой истории культуры в одном их университетов Москвы, член российского библейского общества, глава религиозного отдела в Библиотеке иностранных литератур, автор книг о Евангелии, о литургической молитве и сотен статей, он был живым мостом между христианским Востоком и Западом, пребывающих веками в сложных отношениях взаимопритяжения и отталкивания, длящихся и до сего дня. Это был другой подвиг о.Георгия, невидимый подвиг примирения.
Одна из его книг называется «Римские заметки», своего рода «Прогулки» Стендаля, но вышедшие из пера того, кого Достоевский, возможно слегка иронически, называл «gentilhomme russe» (о.Георгий всегда напоминал мне какого-то его невоплощенного героя) с его богатством культурной памяти, несущей столько имен, обстоятельств, встреч, «римских древностей». Европа римская, Европа русская, больница, приход, книги, им написанные, проповедь живого Христа во-время и не вовремя, все это вместе соединялось в единое жизненное пространство, может быть, слишком, наверное, плотное для жизни одного человека. «Я часто молюсь о тебе, Ежи», говорил ему Иоанн-Павел II который не раз принимал его у себя, называя дружески на польский манер. Остаются ли они разделенными и ныне, там, где они сейчас?
Посткриптум. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что этот текст не может увлетворить людей, знавших и любивших о.Георгия. Но как уместить в дозволенные газетой 3000 знаков суть его личности, основные факты его биографии для людей, никогда о нем не слышавших? Как её вообще можно выразить, эту суть? У меня было немного встреч с о.Георгием, но всякий раз мне казалось, что этот человек полон светлого тепла. Что он нес его в себе и был его живым излучением. И вот теперь, когда уже год его с нами нет, ощущение оставшегося от него света становится все более внятным и каким-то проникновенным. День его кончины, 22 июня, это и годовщина моего крешения много лет назад. Отныне к моему празднику примешивается горечь, но и горечь растворяется в празднике, в празднике, в котором, как говорит наш погребальный обряд, «несть печаль, но жизнь бесконечная».
Об авторе: о.Владимир Зелинский -- православный священник, писатель. Живет в г.Брешиа (Италия)
22-го, в годовщину его ухода, -- в храме и на кладбище, вчера -- на вечере памяти в Библиотеке иностранной литературы. Произносили много высоких и искренних, а порой -- витиеватых и выспренних слов, какими человечество вот уже столько веков тщится (из этих попыток и родилось "этикетное" агиографическое слово) передать то сочетание беззащитности, ясности и цельности, которое невозможно описать, но только выразить, да и то лишь опосредованно, прикровенно. Поэтому самое сильное, из всего, что было на вечере (для меня, по крайней мере) -- рассказ Лины Зиновьевны Салтыковой о том, как отец Георгий собирал плюшевых мишек в "мишкину школу" и, наставив всему полезному, передавал больным детям, и фильм об РДКБ --- рисунки, огромная плюшевая лошадь в больничном храме и тот самый, памятный обнимающе-поднимающий жест...
А сегодня утром вдруг нашелся давно причисленный к "потерям" листочек с одной из любимых отца-георгиевых терцин:
О нет, удел не худший - умереть,
Кому дано у Божьего престола
Пространный путь свой ясно обозреть.
Когда, отторгнув от земного дола,
Мне Бог позволит встретиться с тобой,
То пусть, страшась Господнего глагола,
Уйдут грехи, и бедный разум мой
Достоин будет Божьего обола,
Святой любви, назначенной судьбой."
Распространение приветствуется.
Просьба ставить гиперссылку при копировании.
