Священник Георгий Чистяков
ЛАСТОЧКА, КОТОРАЯ ДЕЛАЕТ ВЕСНУ
фото В.Аромштам
Исполнилось десять лет со дня трагической смерти отца Александра Меня. Заместитель главного редактора газеты "Русская мысль", член-корреспондент РДЕН отец Георгий Чистяков был одним из тех, кто хорошо знал отца Александра Меня. Разделял его взгляды, а в сорок лет под влиянием отца Александра принял сан священника. Сегодня отец Георгий отвечает на наши вопросы. Вопросы задаёт Богдан Степовой:
- Отец Георгий, почему отец Александр Мень стал одним из тех, кто десять лет назад открыл обществу православие?
- Отец Александр был исключительным человеком. Очень ярким, добрым, полным любви. Был открытым по отношению к каждому собеседнику. Все это делало его замечательным священником. Но были у него качества, которые сделали его исключительным мыслителем. Он был теснейшим образом связан с той средой, в которой сохранились книги с дореволюционных времен, культура и вера. Внутри того микрокосма, в котором он жил, как будто революции и не было. Он читал Соловьёва и Бердяева, Булгакова и Бориса Чичерина.
Русские люди, подобные ему, разумеется, были, но они жили в Нью-Йорке или в Париже, а он здесь был единственным. Жизнь его была не длинная - всего 55 лет. Но она была удлиненной, потому что он уже в 14 лет был сложившимся человеком. И все из-за того, что его окружали потрясающие люди, которые помнили начало века, которые сохранили не только книги, но и живую память. Я все время повторяю эти слова - "сохранили книги", потому что это во времена его или моей юности значило чрезвычайно много.
Месяц назад, 8 августа, умерла Елена Владимировна Вержбловская, она же мать Досифея. Одна из женщин, которая знала отца Александра с детства. Ей было 97 лет. Она стала монахиней во время войны, в 1943 году. Среди таких людей и вырос отец Александр. Все это сделало его человеком, единственным в своем роде. Я затрудняюсь назвать хотя бы ещё одного человека из его поколения, который бы так хорошо знал философскую и богословскую мысль начала века и до такой степени был органично с ней связан. Из поколения людей, которым сейчас уже сильно за 80, такие люди ещё были. Например, Лев Иванович Красовский. Он попал в заключение на острова архипелага ГУЛага именно за то, что читал Соловьева и не очень это скрывал, но он принадлежит совсем к другому поколению. А среди ровесников о. Александра это уже было невозможно. Он был единственным.
- Как при этом Меню удавалось избежать репрессий со стороны КГБ? Того же Сахарова, например, сослали в Нижний Новгород...
- КГБ все время ходил за ним по пятам. Но, во-первых, прогнила система. Во-вторых, Сахаров в силу своей общественной позиции общался с иностранными корреспондентами и общественными деятелями. Его отправили в Нижний, чтобы изолировать от иностранцев. Отец Александр общался с бабушками своего прихода и московской интеллигенцией, которая к нему ездила. А ездила к нему интеллигенция всех поколений. Люди старшего поколения уже давно умерли, а самым младшим его духовным детям ещё не исполнилось и 20. В ребенке восьми лет он видел человека, с которым надо говорить серьезно. Но это все были советские граждане. Те иностранцы, что общались с отцом Александром, великолепно знали русский язык, и были настоящими конспираторами. Я подозреваю, что органы об этом и не догадывались.
Отец Александр дружил с русской француженкой Анастасией Борисовной Дуровой, которая работала во французском посольстве. Она очень помогала отцу Александру и всем нам. Она умела выйти из посольства и, пять раз пересев из поезда в поезд, оторваться от хвоста. То же самое умели делать и писатель Ив Аман, автор книги об отце Александре, и отец Антоний Эленс, и многие другие. Я подозреваю, что связи отца Александра КГБ все-таки не были до конца известны. Бог помогал.
- К нему ездили не только как к священнику, но и как к учителю?
- И к учителю, и к наставнику, и к другу. Если мне нужен был простой совет священника или просто резкое и вместе с тем мудрое слово, я шел к кому-нибудь другому. А когда надо было разобраться в чем-то таком, чего я не понимал и была необходима серьезная духовная и интеллектуальная помощь, тогда я забывал обо всем, бежал на электричку и ехал в Пушкино. Потом пешком добирался до Новой Деревни.
Я очень хорошо помню день, когда меня вызвали в военкомат, чтобы там со мной побеседовал представитель КГБ. После этой беседы я сразу помчался к нему. По дороге я представлял себе, как отец Александр обнимет меня и скажет: "Ну вот, и ты прошел боевое крещение". Но вышло совсем по-другому. Он сразу спросил: "Ну, кто там с тобой разговаривал? Наверное, старлей какой-то? А со мною вчера - полковник. Сколько с тобой говорили? Минут сорок или сорок пять? А со мной три с половиной часа!" "А в общем-то, ты, - заключил он, - щенок!" Обхватил меня правой рукой и сказал: "А теперь поехали к отцу Сергию Хохлову". Это был его соученик по семинарии и мой большой друг.
- Что представляли собой беседы в военкомате?
- В то время военкомат был своеобразной крышей для КГБ. Офицеры военкомата, как правило, опустив глаза, говорили: "Вам в ту комнату". Им было очень стыдно, что они предоставляют крышу этой "почтенной" организации. Но как люди военные они были вынуждены это делать.
- И все же о чем с вами беседовали в военкомате? Неужели о проблеме отделения церкви от государства, столь эмоционально обсуждаемой в начале века?
- И об этом тоже.
(В этом интервью о.Г. уходит от ответа. Зато рассказывает о чём шла речь в КГБ - здесь: видео)
Кстати, сегодня мы сталкиваемся с теми же проблемами, которые были решены или хотя бы поставлены в философской или публицистической литературе начала века. Мне пришлось слышать рассказ об учителе истории, который не так давно, чувствуя, что не справится с такой темой, как Октябрьская революция, просто-напросто исключил её из программы. Сразу после 1905 года заговорил с учениками о Великой Отечественной войне. То есть от 1905-го перешел к 1941-му. Разумеется, это неправильно, но что-то логичное в этом поступке есть, потому что действительно во многом это был пустой период. Как и застойные годы. Хотя и в те времена в России жили замечательные люди. Совершались подвиги. Прежде всего теми людьми, что противостояли тоталитаризму, попадали в ГУЛАГ. Но развитие философской и общественной мысли было, в сущности, приостановлено. Сейчас, в конце века, мы продолжаем дело тех, кто над этими темами размышлял в его начале. Продолжаем то, что прервалось в 20-е, а не то, что делалось в 80-е. Безусловно, был провал. Хотя в это время русские люди работали за границей, создавались и издавались прекрасные книги. Но в это время не в Париже, а в Подмосковье жил и трудился отец Александр Мень. После него осталось как минимум 20 томов его книг. Одни вышли при жизни его, другие - после смерти. Отец Александр чувствовал себя продолжателем мыслителей начала века. Русские философы, ученые, богословы за границей, во Франции и США, тоже чувствовали себя продолжателями тех, кто жил на рубеже двух веков - XIX и XX, двух величайших столетий в истории нашей культуры. Сегодня мы здесь тоже во всем, чтобы мы ни делали, отталкиваемся от начала нашего столетия.
Человеку свойственно быстро забывать. Мы уже сегодня, в 2000 году, не помним, что было в 1990-м. Когда на рубеже 80-90-х годов появились книги Бердяева, Федотова, Булгакова, Новгородцева, люди расхватывали их, а затем зачитывали, что называется, до дыр, как будто бы они были вчера написаны. Люди читали эти книги в метро и оживленно обсуждали их содержание на собраниях, встречах и семинарах, в университете, в кругу семьи, среди друзей... Атмосферу интеллектуального возрождения, которая была в нашей стране на рубеже 80-90-х годов, мы попросту уже забыли. А ведь это было огромное событие. Сегодня Бердяева никто так восторженно и много не читает, потому что его прочли 10 лет назад. 10 лет назад в России сделали то, что могли бы сделать 80 лет назад. Но история распорядилась иначе.
- Сейчас стоит выбор перед российским обществом - наследницей какого государства она станет: православной Российской империи или атеистического Советского Союза?
- Я думаю, не этот выбор сейчас стоит перед Россией. Люди в большинстве своем поняли, что в какие-то моменты жизни им просто необходима вера в Бога. Убежденных атеистов сегодня на самом деле намного меньше, чем убежденных верующих. Основную массу составляют те, кто скорее верит, чем не верит. Хотя их вера, как правило, очень слабо выражается. На самом деле Россия - великая держава, вне зависимости от того, какая у нас экономика, политическое положение или армия. Потому что это страна Пушкина, Достоевского, Льва Толстого и Чайковского. Страна Рахманинова и Прокофьева... Россия - страна великих писателей, художников, композиторов, философов.
- Со времен перестройки страна пережила духовный ренессанс?
- Да. Духовный и культурный вакуум начал заполняться. Хотя и в советскую эпоху были и Прокофьев с Шостаковичем, и Булгаков, и Пастернак, и Ахматова, и отец Александр. Период советского духовного голодания сменится чем-то очень хорошим. Но только если мы не будем отрывать веру от культуры. Отец Александр Мень был потрясающим примером того, как в личности может совмещаться вера в Христа и абсолютная культура. И это ставит его в один ряд с теми великими русскими, о которых я говорил.
- Несмотря ни на что, в советский период сохранился русский культурный фундамент...
- Безусловно. В Албании или Китае не осталось живых знатоков поэзии, верующих людей, мыслителей, ученых. При председателе Мао и Энвере Ходже в этих странах были уничтожены все. Им сегодня намного сложнее. В России оставались люди, которые в полулегальных условиях нас учили. У нас была Мария Вениаминовна Юдина - философ, музыкант, мыслитель. Великая пианистка и во многом учительница и для о. Александра. Был он сам - отец Александр Мень... Нам не пришлось извлекать великую культуру прошлого и начала нашего века из случайно забытого на чердаке сундука давно умершей бабушки. Нам её передали из рук в руки живые люди. И убежден, именно благодаря этим людям у России сегодня есть будущее.
http://www.ogoniokdidahe.ru/archive/1999/4602/15-12-13/
Вы можете помочь развитию этого сайта, внеся пожертвование
