Священник Георгий Чистяков
У подножия Парфенона
Из книги На путях к Богу живому
Грецию принято считать страной исключительно православной, хотя на самом деле это не совсем так.
В Афинах кроме греческих церквей, которые, конечно, можно встретить повсюду, есть и другие, причем самые разные. Русская (Константинопольского Патриархата) со славянским богослужением и русским хором, армянская и римско-католическая — святого Дионисия Ареопагита, с мессами, которые служатся как по-гречески, так и на английском (а в воскресные дни и на латыни).
В русской церкви на улице Филэллинон поют, как на Руси, и в хоре, разумеется, звучат женские голоса, что у греков, где все молитвы читаются нараспев и только мужчинами, просто немыслимо. Но это никого не приводит в ужас — здесь, на Востоке, к многообразию форм и обрядов привыкли с глубокой древности.
В греческих храмах на клиросе стоят обычно два или три старика, к которым иногда присоединяется священник.
"Музыка их, — как писал более ста лет тому назад А.Н. Муравьев, — не состоит в согласном слиянии звуков, но в известном размере, подобно стихосложению, многообразие которого составляет всю красоту пения".Главное в церковном пении у греков заключается "в трудности размера, а не в гармонии". Так утверждал Муравьев и был абсолютно прав, ибо в оригинале все наши церковные песнопения представляют собой сложнейшие поэтические произведения — их метрика, действительно, точнейшим образом воспроизводится во всяком греческом храме во время службы. Что же касается напевов, то они и сегодня мало кого интересуют.
Есть в Афинах и англиканская церковь святого Андрея, строгая готика которой как-то странно сочетается с роскошными пальмами в её ограде. Есть молитвенный дом адвентистов, наконец, немецкая евангелическая кирха, богослужения в которой совершаются не только лютеранами, но и американскими протестантами, причем разных деноминаций. Построена эта церковь совсем недавно и в сугубо современном стиле (геометрия и ничего другого), но украшена прекрасными витражами. Маленькая Германия! Стоит она в немецком квартале, где нет и следа от того духа восточного города, которым в центре Афин пропитано буквально всё. А здесь — Европа: стеклянные двери, безупречной чистоты подъезды, все аккуратно и комфортабельно, на улицах не торгуют ни орешками, ни бубликами, никто не кричит и не ругается.
Находится этот квартал на отрогах горы Ликавит, под которой вообще предпочитают селиться состоятельные афиняне. Улицы, ведущие в сторону Ликавита, круто поднимаются вверх, иногда просто превращаясь в бесконечные лестницы.
Например, улица патриарха Фотия — таких нет даже на Монмартре.Дома возвышаются все выше и выше над городом и, наконец, уступают место лесу, из которого словно вырастает огромная скала с почти отвесными каменными склонами. Скала, которая видна в Афинах отовсюду. Скала, что не в меньшей степени, чем Акрополь, царит над городом и его судьбою.
Афины вообще со всех сторон окружены горами, и кажется, будто город расположен на дне огромной чаши. Но внутри этой чаши, прямо в центре ее, возвышается скала Акрополя, а на северо-востоке — Ликавит. Кто не знает об Акрополе с его Парфеноном и Эрехтейоном, с кариатидами и той самой оливой, которую, согласно древнему мифу, даровала городу сама богиня Афина! А вот о Ликавите почему-то, действительно, никто не знает...
Впервые это название попалось мне на глаза в "Лягушках" у Аристофана почти тридцать лет тому назад, в студенческие годы. Потом оно мне нигде больше не встречалось, и поэтому я просто никогда не задумывался над тем, где находится эта гора, exemplum magnitudinis (образец огромности), с точки зрения Аристофана.
Ученейший Павсаний, в своем "Описании Эллады" рассказавший чуть ли не о каждом храме и описавший, кажется, все без исключения тропинки на Балканах, о Ликавите не сказал ни слова. Правда, упоминает о нем Ксенофонт (известный как ученик Сократа и оставивший о своем учителе знаменитые воспоминания), но в сугубо прозаическом контексте: он говорит, что земля близ этой горы отличается особенной сухостью.
И только оказавшись в Афинах, я понял, что Ликавит — это Греция в миниатюре.
На северо-западном склоне Ликавита находится маленький храм преподобного Исидора. Святой жил здесь, словно в пустыне, ибо добраться до него было непросто, да и сейчас к месту его затвора ведет лишь узкая тропинка, почти отвесно поднимающаяся в гору.
Храм Исидора Ликавитского замечателен тем, что его алтарь устроен внутри самой горы, в небольшом гроте — престол с золотой дарохранительницей стоит в глубине естественной пещеры, а прямо над ним возвышается серая скала, именно та, что, как видно снаружи, нависая над обителью преподобного, уходит чуть ли не в небо.
Калитка, через которую можно попасть к храму, обычно бывает закрыта, и лишь однажды, причем вечером, когда уже почти стемнело, она почему-то оказалась открытой. В ограде — множество людей, дамы с цветами, важные официанты в белых рубашках с бабочками, а на накрытых накрахмаленными скатертями столах бокалы для шампанского. "И несется запах сладкий от готовящихся блюд".
Свадьба . По-гречески "гамос" — словно в Кане Галилейской. И молитва, и веселое пиршество при свете луны, и благоговейная тишина , и дамы в вечерних платьях, — все вместе, все внутренне едино и, более того, одно другому абсолютно необходимо.
В самом храме (я и не подозревал, что внутри он такой маленький) ещё пусто, но уже распахнуты царские врата. Поэтому видно, как за ними кончается белый потолок и невысокий свод, возведенный строителями сравнительно недавно, и начинается скала — воздвигнутая Богом. Вспоминаются слова из псалма: "В Его руке глубины земли, и вершины гор — Его же" (95:4).
Северными дверями входит, вернее вкатывается, быстро, словно мячик , старый священник в камилавке. Наверное, настоятель... но с массивной золотой панагией на груди. Значит, архиерей. Вошел и начал энергично переставлять стулья в храме. Как дома. Сам, чтобы не тратить время на объяснения, что куда поставить. Все уже собрались — пора начинать венчание.
А тропинка ведет к вершине Ликавита, до которой ещё очень далеко. Она поднимается все выше, и город со своими огнями, с рекламою и автомобилями, и Акрополь с храмом Афины — все остается где-то далеко внизу. На самой вершине возвышается белый храм св. Георгия Победоносца.
И кажется, что выше ничего уже быть не может, кроме неба. Храм этот совсем маленький, легкий, сверкающий своей белизной. В нем нет ничего дорогого, никаких признаков роскоши — только росписи на стенах на евангельские сюжеты.
Он всегда открыт, и через решетчатые двери каждый может сюда войти, чтобы понять, что значат слова "Господь воцарися". Здесь так просто понять, что такое "исихия", молитвенное безмолвие, о котором сегодняшним грекам напомнил святой Нектарий, самый любимый из новых подвижников Эллады . Есть его икона и здесь, у святого Георгия на Ликавите.
Тут же белая мраморная гробница. Здесь похоронен иеромонах Эммануил Лулудакис, скончавшийся в 1885 году основатель этого храма, поднявшийся сюда, когда не было ещё ни асфальтированных дорожек, ни фуникулера и, наверное, больше никогда не спускавшийся в город.
А на ступеньках у самых дверей храма целуются влюбленные, и слышится тот "тихий шепот в час вечерний", о котором писал некогда Гораций. Тут же настраивают свои скрипки музыканты, чтобы потом играть до полуночи. Чуть ниже у самого подножия церкви — рестораны, кафе и бары, а дальше, если спуститься пониже, — открытый концертный зал.
Он устроен здесь не так давно, но по образцу античных амфитеатров. Тут всегда много народа и много шума, но храм святого Георгия не теряет от этого своей благодатности, и все равно царит на Ликавите удивительная атмосфера святости и чистоты, хотя находятся эти "ворота неба" в двух шагах от центра Афин, а попасть сюда можно не только пешком, но и на лифте.
Церкви в Афинах встречаются повсюду: и маленькие, наполовину ушедшие в землю византийские храмы, куда можно войти только спустившись по лестнице вниз, иногда на довольно большую глубину; и построенные в XIX и даже в начале XX века просторные церкви, к которым, наоборот, надо подниматься по белоснежного мрамора ступеням, зачастую очень высоким.
Таков огромный храм св. Константина близ площади Омонии, построенный королевой Ольгой; такова церковь святой Ирины на улице Эола или высокий храм святителя Николая на улице Асклепия близ горы Ликавит. В этих церквах остро чувствуется какой-то необычайный синтез Европы и Востока.
Их мавританская архитектура — с непременными двумя ярусами колонн и обширными, как это бывает в мечетях, хорами, с узкими окнами и изящными аркадами, мраморными полами с замысловатыми узорами напоминает Альгамбру. Но тут же, слева от алтаря, почти всегда возвышается кафедра, на которую проповедник должен подниматься по винтовой лестнице: немецкое барокко. И вообще невозможно понять, где ты — на Западе или на Востоке.
Во всех храмах обязательно есть стулья. В больших церквах они стоят рядами, в маленьких — как придется, и никто не видит в этом ничего католического или протестантского. Просто так принято — вот и все. В храмах во время службы людей очень мало: две-три старушки дремлют, обмахиваясь веерами... К тому же в большинстве своем они так малы, что больше двадцати, а то и пятнадцати человек там просто не поместится.
Зато когда службы нет, в пустой и безмолвный храм все время кто-то заходит — поставить свечу, приложиться к иконам, помолиться в сладком от запаха ладана полумраке, написать записку с именами родных и близких, чтобы оставить ее на обедню, и просто посидеть в атмосфере безмолвия и молитвы.
У самого подножия Акрополя находится храм Панмегистон Таксиархон, то есть Чиноначальников вышних сил или просто святых Архангелов Божиих. На маленькой площади перед ним торгуют корзинами, плетеными сундуками, колыбелями для младенцев и циновками, и поэтому всегда царит оживление, но внутри его никто не произносит ни слова — абсолютная тишина.
Здесь я видел девушку лет двадцати, которая зажигала лампадки, стоящие на окне. Потом брала их по одной и несла каждую в свой черед через весь храм, чтобы закрепить перед той или иной иконой. Высокая, с длинными, слегка вьющимися распущенными волосами, в платье до щиколоток, с открытыми плечами, в легких сандалиях с завязками вокруг лодыжек она казалась жрицей, сошедшей с античного рельефа из музея на Акрополе.
Греки сохранили не только алфавит и язык , что, пусть изменившись за два с половиной тысячелетия, но все же до сих пор звучит на улицах Эллады; нет, они сохранили и что-то большее — душу своего народа, стиль жизни, пластичность и, главное, чувство благоговения перед реальностью, которым была буквально пропитана вся греческая философия.
В самом центре Афин, в двух минутах ходьбы от Акрополя, расположены довольно респектабельные жилые дома, многочисленные музеи и рестораны, таверны попроще и маленькие кафе (здесь их сотни, если не тысячи), наконец, церкви, иногда невероятно древние. Но есть здесь и уголки, заставляющие вспомнить о том, как жили греки две с половиной тысячи лет тому назад.
На углу улиц Аретузы и Клепсидры, прямо под скалою Акрополя, буквально в ста метрах от Парфенона, сушится белье на веревке, протянутой от дома к дому. Десять часов вечера. Хозяйка дома выносит ужин прямо на улицу, где уже сидит за столиком вся семья — муж и две взрослые дочери. В большой миске дымится рис, жена подает мужу хлеб, который он ломает руками, и трапеза начинается. А на рынке продаются маслины, самые разные — сладкие, горькие, с пряностями и без. И повсюду — фисташки с острова Эгина.
На улице у каждого второго прохожего в руках — комполои, то есть четки. Слово это образовано от новогреческого "компос", что значит узелок, ибо четки у греков, как известно, делают не из бусин, как на Западе, а вяжут из черной шерсти. Однако эти четки сделаны из восемнадцати больших удлиненных бусин, иногда из камня, иногда из пластмассы, и всегда — самых разных цветов и фасонов. Бусины эти нанизаны на цепочку, по которой они свободно скользят.
Чисто внешне комполои напоминают мусульманские четки, но продаются во всех киосках и магазинчиках, а то и прямо на улице, и никакого (во всяком случае, прямого) отношения ни к православию, ни к исламу не имеют. Их крутят в руках примерно так, как это делают мусульмане, но не ради молитвы, а просто так, "для релаксации": говорят, что это помогает успокоиться и снимает нервное напряжение. Быть может, это Восток так напоминает грекам о себе на уровне подсознания.
Прямо на улице, среди случайных книг, каждая из которых стоит не больше тысячи драхм, то есть трех долларов, мне попалось маленькое Евангелие в синем переплете. В старом переводе на новогреческий, который отличается от древнего текста только глагольными формами. Совсем маленькое и почему-то попавшее в груду детективных и дамских романов и другой случайной литературы. He кyпить eгo я пoчeмy-то нe мoг...
при копировании ссылка на didahe.ru - обязательна
