Название дано публикатором. Статья была размещена в Интернете в формате PDF без заголовка, только с указанием автора. Написана между 2002 и 2004.
it
С того дня, когда религия в России была выпущена за пределы «гетто», в котором она находилась в течение всего «советского» периода нашей истории,
прошло почти 15 лет. До этого момента официально разрешенная религия
существовала под жестким контролем власти, что заключалось в следующем:
Церкви были открыты, но далеко не все (в Москве в пределах МКАД из
приблизительно 1 000 храмов открытыми оставались 44, в Ленинграде — 10,
в областных центрах от 1 до 3 и т. п. Были однако и такие областные центры,
где храма не было вообще), при этом монастыри практически не существовали — за исключением Троице-Сергиевой лавры.
Основную массу верующих составляли пожилые и, как правило, малообразованные женщины, тогда как каждый молодой человек, регулярно бывавший в храме, автоматически становился объектом интереса комсомольских и партийных органов или же КГБ. Евангелие и другая религиозная литература была абсолютно недоступна и, хотя и регулярно издавалась, правда,
ничтожными тиражами, Московской Патриархией, но практически никогда
не поступала в продажу в церковные лавки.
О крещении каждого младенца сообщалось на место работы его родителей с тем, чтобы они были наказаны и, возможно, уволены с работы. Священники, практиковавшие крещение по домам у верующих наказывались,
а нередко и лишались регистрации в Совете по делам религий, а следовательно уже не могли служить на своем приходе и становились безработными.
Никакая проповедь за стенами церкви, даже на частных квартирах, не дозволялась и сразу же приравнивалась к антисоветской деятельности. Однако и в
храмах священники по большей части старались не проповедовать. Молчали
все за исключением нескольких человек, среди которых выделялся отец
Александр Мень.
2
При этом официально Церковь находилась под покровительством советской власти. Патриарх Пимен, ныне покойный, лечился в той же больнице,
где и члены Политбюро, и отдыхал в санатории ЦК КПСС, а также присутствовал на официальных приемах в Кремле.
Сегодня по всей России восстанавливаются тысячи старых и строятся
сотни новых церквей, а епископ в каждой области не просто окружен почетом, но воспринимается как второй после губернатора человек. Высшие
должностные лица государства участвуют в богослужениях и т. д. Везде продаются иконы, крестики etc, а также книги — молитвенники и жизнеописания святых. Эти книги имеются повсюду в огромных количествах. Библия
и даже просто Новый Завет есть далеко не везде, хотя Российское Библейское
Общество распространяет ее по всей стране. Остро ощущается нехватка книг
для изучения и углубленного или духовного чтения Библии.
Невозможно смотреть без внутреннего подъема на то, как по всей стране
открываются, обновляются и вновь сооружаются на пустом месте новые
храмы и часовни. Так в небольшом поселке в 40 км от Москвы, где я иногда
провожу выходные дни, прошлой весной начали строить церковь, совсем маленькую, из бревен, прямо на берегу небольшого ручья, на опушке леса.
И это повсюду. Все это живо напоминает пейзажи работы какого-нибудь
русского художника XIX века и стихи А. Майкова, А. Фета или Константина
Романова.
Однако за этой идиллической оболочкой скрывается достаточно сложное содержание. Богослужение повсюду совершается на средневековом славянском языке, который почти непонятен подавляющему большинству прихожан. Прекрасный сам по себе славянский язык, этот аналог католической
латыни, сегодня по сути дела является препятствием на пути религиозных
исканий современного человека. Он делает и без того долгие службы византийского чина недоступными для большинства людей, что оказываются не
в состоянии понять их содержание и разобраться в том, что именно читается
3
и поётся во время богослужения, выражаясь фигурально, подключиться к той
духовной волне, на которой ведется богослужение.
По этой причине подавляющее большинство прихожан в церкви привлекает не содержание службы, а какие-то отдельные и чисто ритуальные моменты. Они приходят сюда, чтобы взять домой святой воды, облобызать почитаемую икону или взять освященного перед ней масла, облобызать мощи
святого, причаститься, но не более.
Люди чувствуют (именно чувствуют)
присутствие какой-то высшей силы в церкви, но при этом смысл евангельского призыва Иисуса вытесняется из их сознания (иногда полностью) приверженностью к обрядовой стороне православия. Последнее приводит к тому, что огромным числом людей вера в Бога начинает восприниматься как
магия.
Несколько лет тому назад в Москву со Святой горы Афон привозилась
в специальном саркофаге голова святого великомученика Пантелеймона.
Чтобы облобызать ее (через стекло) к этому саркофагу стояла очередь в те-
чение всего месяца с утра до вечера, причем люди ждали в ней своего момента по 8–10 часов. Однако на вопрос, почему они пришли сюда, многие из них
могли сказать только, что «это полезно для здоровья».
В такой религиозности играют основную роль не личные отношения верующего с Богом, но тот материальный объект, своего рода фетиш, без которого религия для этих людей теряет смысл. С таким религиозным «материализмом» связана и позиция священника, который начинает видеть в себе не
пастыря, задача которого состоит в том, чтобы помогать людям на дороге
к Богу, а sui generis хранителя святыни, стража, чья функция заключается
в том, чтобы не подпустить к святыне «непосвященного», то есть неготового
или так или иначе не очищенного от греха. Если Иисус призывает к себе всех
словами «приидите ко мне все труждающиеся и обремененные», то такой
священник рассуждает по принципу profani, procul ite — «идите прочь, непосвящённые».
4
Нередко он обращается с прихожанами крайне резко и грубо, может недопустить до причастия, так как считает, что человек недостаточно хорошо
подготовился.
Может и заявить, что пришедший к нему на исповедь так ви
новат, что ему нельзя даже исповедаться, а может и начать задавать вопросы,
относящиеся к интимной сфере и т. п. Таким образом евангельское учение
превращается в систему запретов и запугивания прихожан. Так, например,
считается, большим грехом, если женщина или девушка придет в церковь
в брюках или не наденет на голову платка.
Источником для настоящего исследования являются, разумеется, не
официальные документы Русской Православной Церкви, но газетные публи-
кации, материалы церковной или около- и даже псевдо-церковной (в том
числе и политической) публицистики, широко распространяющаяся по стра-
не зачастую анонимная «православная» литература, нередко вызывающая
неприятие иерархии, в том числе и самого Патриарха, результаты социологи-
ческих опросов, личные наблюдения автора и других религиоведов и бого-
словов. Это важно иметь в виду, поскольку речь в данной работе идет не о
доктрине РПЦ и не о смысле православной веры, как она отражается в трудах
замечательных богословов как прошлого, так и нашего времени, но исключи-
тельно об обыденном сознании верующих или причисляющих себя к числу
верующих людей, о той стихийной «идеологии», что складывается в душах
верующих, ассоциирующих себя с православием, в России рубежа XX и
XXI вв. Понятно, что эта идеология никоим образом не отражает позицию
Церкви, выраженную в ее официальных документах или в заявлениях, интер-
вью и докладах Патриарха или других иерархов.
Необходимо понимать, что одной из основных черт церковного сообщества сегодня является преобладание в нем неофитов — людей, ставших
верующими в течение последнего десятилетия и до начала перестройки не
имевших к православию и церковной жизни никакого отношения. У наблюдателя может создаться впечатление, что пожилые женщины 60–75 лет, составляющие, как правило, большинство постоянных прихожан каждого, осо-
5
бенно, не городского, а сельского прихода, всегда были верующими. Однако
всего лишь 15 лет назад, когда старшим из них было не более 60-ти, они вообще ничего не знали о вере и пришли к ней в тот момент, когда начала изменяться государственная политика в отношении религии.
При этом образцом для поведения они естественно избрали имитацию
того стиля, который был присущ поколению их матерей и бабушек, то есть
тем людям, что сохранили православие как исповедание и образ жизни в эпоху советской власти. Имитация не только в поведении простых верующих, но
и в целом становится одной из ведущих черт религиозного сознания сегодня,
при этом за образец берется Россия второй половины XIX века и охранительные тенденции (в широком смысле этого слова, то есть от поздних славянофилов и К. Леонтьева до К. П. Победоносцева и «Черной сотни»), присущие
в ту эпоху церковному сознанию. Именно идеализация прошлого (не эпохи
апостолов и проповеди Евангелия или времени великих святых типа Сергия
Радонежского, но XIX и начала ХХ века!) привела к тому, что вопрос о канонизации Николая II и членов его семьи, убитых в 1918 году, стал в середине
90-х гг. главным для значительной части верующих и тех, кто отождествил с
православием свои политические взгляды и мировоззрение в целом.
Многие из ревнителей скорейшей канонизации царя Николая II и его
семьи требовали, чтобы убийство царя рассматривалось как ритуальное, то
есть совершенное иудеями в ритуальных целях, а сам он был прославлен как
«царь-мученик», «помазанник Божий» и «хранитель православия», «от жидов
умученный». Если же взять составленные ему молитвы, в частности, акафист, то там он прямо уподоблялся Христу в словах «яко овца на заколение
ведом», которые относятся только к Иисусу, и далее в формуле «яко агнец
непорочный полагаешися во искупление грех наших, да вси непрестанно тя
славим: Радуйся, боголюбезная жертво». Здесь опять-таки присутствует недопустимое с точки зрения верующего христианина (а на языке религии просто-напросто кощунственное) уподобление фигуры Николая II Христу-
6
Спасителю и в сущности осуществляется подмена: Искупителем и Ангцем
Божиим, что вземлет грех мира, оказывается не Иисус, а царь Николай II.
Разумеется, такого рода богословские новации свидетельствуют только
об одном — о крайне низком интеллектуальном уровне и полной богословской неграмотности тех, кто эти тексты составляет, однако этот акафист име
ет широкое хождение среди православных верующих и издается (без благословения Патриарха!) достаточно большими тиражами. Вот почему
митрополит Ювеналий (Поярков), возглавляющий синодальную комиссию
по канонизации, долгое время тормозил прославление Николая и его семьи,
несмотря на безусловное их почитание верующими. По мнению митрополита
канонизация царской семьи не должна была быть политическим событием
и не означает канонизации монархии. Вот почему царь был прославлен как
страстотерпец только летом 2000 г. вместе с собором из 900 новомучеников.
Мнение, согласно которому православие неотделимо от монархического
образа правления, опять-таки заимствованное у представителей охранительной тенденции второй половины XIX века, к концу 90-х гг. все более берется
на вооружение публицистами из православных братств. Однако, утверждая,
что с первых дней своего существования православная Россия была монархией, ее апологеты просто забывают о многовековой истории Новгородской
и Псковской республик. Такая позиция приводит к тому, что среди русских
святых находится место и Григорию Распутину, которого О. Платонов, а вслед
за ним В. Евсин и газета «Благодатный огонь» называют «оболганным старцем». Как пишет Татьяна Гоян в известной газете «Русский Вестник», «оклеветание личности старца Григория (с 1908 года), было основной задачей антихристианских и антирусских мировых сил с целью свержения Царского
Самодержавия в православной России. Жидо-масоны и развращенные ими
неверующие российские люди представляли Григория как главное зло всех
бед, а используя клевету вокруг него, заливали ложью и потоками грязи всю
Царскую семью». В этой же газете сообщается, что в декабре 2001 года
в Москве «обильно замироточили три иконы святого мученика». В заключе-
7
ние статьи замечается, что в России «народное почитание святого предшествовало закреплению этого почитания Церковной властью». Это уже почти
прямой призыв канонизировать Распутина, обращенный, разумеется, к Московской Патриархии.
Святым «игуменом земли Русской» объявляется и царь Иоанн Грозный.
«Как некогда богатырство, — пишет митрополит Иоанн (Снычев) в своей
книге “Самодержавие духа”, — опричное служение стало формой церковного послушания — борьбы за воцерковление всей русской жизни». Далее покойный иерарх говорит о том, что вся жизнь царя Ивана IV «имела подвижнический характер» и заключает тем, что, «приняв на себя по необходимости
работу самую неблагодарную, царь, как хирург, отсекал от тела России
гниющие, бесполезные члены». Казалось бы, такое переосмысление опричнины и самого феномена святости с точки зрения православия должно казаться кощунством, однако оно вполне принимается многочисленными поклонниками петербургского архиерея.
Откуда же, согласно концепции митрополита Иоанна берется тот кровавый образ Ивана IV, что известен всем по учебникам истории? «Решающее
влияние на становление русоненавистнических убеждений “исторической
науки” — пишет митрополит Иоанн (Снычев), — оказали свидетельства иностранцев. Начиная с Карамзина, русские историки воспроизводили в своих
сочинениях всю ту мерзость и грязь, которой обливали Россию заграничные
“гости”, не делая ни малейших попыток объективно и непредвзято разобраться в том, где добросовестные свидетельства очевидцев превращаются в
целенаправленную и сознательную ложь». Позицию митрополита Иоанна
можно было бы назвать курьезной, но нужно иметь в виду, что это точка зре
ния одного из наиболее почитаемых не только мирянами, но и духовенством
русского архиерея недавнего времени.
В связи со всеми приведенными выше фактами остро встает вопрос о самоидентификации православного сознания. Не укоренённое в богослужебной, молитвенной и вообще мистической жизни восточного христианства
8
современное религиозное сообщество в России начинает самоидентифицироваться, не углубляя свое видение православия, но противопоставляя (что всегда легче!) себя христианам других традиций, католикам и протестантам,
представляющим к тому же не российскую, Западную, а в коммунистической
парадигме (которая несмотря на отказ от коммунистической идеологии продолжает «работать» в сознании большинства россиян) «буржуазную, враждебную и противоположную нашей» цивилизацию. Православное сознание
быстро становится ксенофобным, закрытым и в высшей степени нетолерантным по отношению как к инаковерующим, так и к Западу в целом. Образ
врага, характерный для советского сознания становится одним из краеугольных камней той стихийной идеологии, что складывается в середине 90-х гг.
в православном сообществе.
С этим связан крайний национализм, антисемитизм и ксенофобия. Ан-
тисемитизм, который при советской власти был фактически элементом офи-
циальной идеологии, сегодня за пределами Церкви процветает почти исклю-
чительно внутри маргинальных политических организаций, но в церковной
среде он достаточно широко распространен. «Жидо-масоны» обвиняются не
только в том, что они оклеветали Распутина, но буквально во всем. Об анти-
семитской политике царского правительства говорится с сочувствием. «Чер-
та оседлости, установленная русскими царями для евреев, — пишет один из
идеологов новой “русской” идеи Олег Платонов, автор ряда книг о русском
масонстве, в своей книге “Русская цивилизация”, вышедшей в свет в 1995 г. с
подзаголовком “учебное пособие для формирования русского национального
сознания”, — конечно, обозляла их, но по сути она носила не дискриминаци-
онный, а национально охранительный характер». По Платонову царское пра-
вительство «не ставило своей целью ущемлять права евреев, а защищало
права абсолютного большинства простого русского крестьянства», ибо, —
продолжает автор «учебного пособия», — «еврейство стало одной из самых
активных сил по разрушению ценностей русской цивилизации». При этом
Платонов постоянно ссылается на Л. П. Карсавина, оо. С. Булгакова и
9
Г. Флоровского, академиков В. Н. Лазарева и даже Д. С. Лихачева, что придает его книге внешне респектабельный вид.
Другой «православный» полемист В. Осипов (однофамилец заслуженного профессора Московской Духовной Академии А. И. Осипова, не имеющий
с А. И. ничего общего) говорит о том, что «простые миряне жалуются, что им
тяжело идти на исповедь к иерею-иудею. Другая психология, другой, как теперь говорят, менталитет. По этой причине немало хороших русских людей
уходит в язычество, покидает Церковь». В мае 1995 г. на одном из съездов
Союза «Христианское возрождение», который Осипов возглавляет, он поставил вопрос о «растущей опасности захвата нашего церковного корабля иудеями». Этот тезис Осипова повторяет и Платонов, указывающий своему читателю на то, что «довольно много евреев есть среди преподавателей
Духовных семинарий и Академий в непосредственном окружении Синода.
Иереи из иудеев чаще всего отрицают историческое, то есть каноническое
Православие, обозначая его ярлыком “черносотенства”».
В речи на съезде Союза «Христианское возрождение» В. Осипов выдвинул следующий тезис: «В Православии — душа Русского народа. Поэтому
проникновение заведомо противоканонической струи в Вероучение — это
вползание в самую душу нации. Не имея ничего против некоторых отдельных, истово преданных Православию иереев еврейского происхождения,
полностью перешедших в стан Святой Руси, мы вместе с тем не можем не
проявить беспокойства в отношении массы чуждых Святой Руси иереев».
Нельзя не заметить, что тезис о «вползании в душу нации» евреев уже прямо
напоминает тексты из «Майн кампф». Как и указание В. Осипова на то, что
священник-еврей не может исповедывать русского: «другая психология —
другой менталитет».
Этого мало. В Москве и Петербурге, почему-то по благословению недавно умершего Пермского архиепископа Афанасия (Кудюка), казалось бы,
достойного и умеренных взглядов человека, была многократно переиздана
(последний тираж 7 500 экз.) и продается во многих православных храмах
10
и киосках в московском метро известная книга Сергея Нилуса «Близ есть,
при дверех», в которой были напечатаны печально знаменитые «Протоколы
сионских мудрецов», антисемитскими текстами которых широко пользовался
Гитлер в «Майн кампф».
Имеет смысл привести фрагмент из опубликованного в интернете «цитатника» под названием «Меч», предназначенного для членов Братства православных хоругвеносцев, созданного по благословению уже цитировавшегося
митрополита Иоанна: «Каждый православный — монархист, каждый монархист — патриот, а каждый патриот — националист и империалист. Восстановление Православия в России как государственной религии напрямую связано с восстановлением Российской Империи. Демократия и Православие
несовместимы».
Далее в «цитатнике» говорится: «Принадлежать к своей расе —
значит служить Богу определенным образом, отрицать свое происхождение,
значит спорить с Богом. Бог создал мир разнообразным, в котором нет равенства, ни между растениями, ни между животными, ни между людьми, ни между народами и расами, поэтому если ты родился русским, то и спросят с тебя
как с русского, по всей строгости. Государство — это нация организованная
по религиозному принципу». Позиция авторов в комментарии не нуждается.
Заканчивается этот цитатник афоризмом «Новая кровь — в новые вены!»,
который опять-таки живо напоминает о Гитлере и его книге «Моя борьба».
ещё дальше идут Анатолий Макеев и Руслан Бычков. Четко обозначив
свою позицию как православную и назвав себя «православными
традиционалистами», они на страницах сетевого журнала «Царский
опричник» в статье под названием «За духовное и биологическое спасение
Русской Нации» говорят о том, что «вредно и безсмысленно предаваться
сладким грёзам о возсоздании Святой Руси, о христианском возрождении,
в то время как само биологическое существование (курсив и выделение ав-
торов!) нашей Нации находится под угрозой и далеко неочевидно». «Мы —
Русские — в “пленении” на собственной земле, — пишут Макеев и Бычков
и затем, осудив смешанные браки и сославшись на библейского пророка Ие-
11
ремию (29, 5–6), который призывал народ Божий рожать побольше детей,
восклицают: “И ежели пророческие слова попытаться выразить предельно
кратко, то для нас они должны прозвучать следующим образом: Чистота
Веры и чистота Крови! Пусть мiр «курчавится, картавит и смуглеет» — но
голубые глаза «Bани» не должны «потемнеть». Поэтому, повторим ещё и
ещё — Чистота Веры и чистота Крови!”».
Надо полагать, что эти тексты в комментариях не нуждаются.
«Демократия и Православие несовместимы», — говорится в «цитатни-
ке» православного хоругвеносца. Об этом же говорит и митрополит Иоанн
(Снычев) в заключительной части своей книги «Самодержавие духа»: «Бессовестная демократия собирается терзать ее (Россию), паразитируя на древних вечевых соборных обычаях Руси… Политическая основа демократии —
всеобщее прямое избирательное право — явление аморальное и разрушительное, ибо развивает политический цинизм до невероятных размеров, делает народ объектом бесчестных манипуляций… почему-то никому не приходит в голову выбирать при помощи всеобщего голосования хирурга или
следователя, шофера или летчика».
Трудно сказать, насколько многочисленны сегодня сторонники «православных хоругвеносцев», Платонова, В. Осипова и проч., почитатели Сергея
Нилуса и последователи митрополита Иоанна. Ясно лишь то, что они хорошо
представлены в интернете и обладают достаточно мощными финансовыми
возможностями. Однако президентские выборы во Франции и 17% голосов,
набранные в их втором туре Ле Пеном заставляют задуматься, что и Россия
не застрахована от чего-то похожего. При этом никакого отношения к Московской Патриархии эти силы не имеют и, более того, относятся к РПЦ, если
не отрицательно, то, во всяком случае, достаточно сложно.
«Околоправославная» ксенофобия проявляется исключительно по отношению к Западу и, прежде всего, к Америке. Об Ираке, Иране или Китае в
этих кругах, наоборот, принято говорить с симпатией, ибо считается, что
в этих странах в противовес Западу поддерживается высокая степень нравст-
12
венности. Одной из основных форм ксенофобии является нетерпимость по
отношению к другим христианским конфессиям. Если в годы советской власти в католиках и протестантах видели братьев, поддержка которых (особенно таких влиятельных структур как Римско-Католическая Церковь или Всемирный союз церквей) помогала христианам России выжить в эпоху
государственного атеизма, то теперь в них стали видеть врагов, угрожающих
самому существованию не только православия, но и России в целом.
Так весна 2002 г. прошла под знаком борьбы с католичеством. Так 28
апреля, когда праздновался день Входа Господня в Иерусалим или так называемое Вербное воскресенье, казалось бы один из самых светлых и в то же
время печальных дней в году, в Москве и в ряде других городов состоялись
антикатолические митинги или «стояния», во время которых говорилось, что
главным врагом российской государственности является Ватикан, а «католицизм разрушителен для всего строя и нравственного сознания российских
граждан». Один из организаторов этого митинга в Москве депутат Государ-
ственной Думы Геннадий Райков сравнил «наступление Ватикана» с экспансией НАТО на Восток и с угрозой ядерного нападения на Россию, а участни
ки стояния держали в руках лозунги типа «Ватикан — вон!». Имеет смысл
указать на то, что во время крестных ходов, организуемых Московской Патриархией, всегда находятся активисты, выходящие на улицу с подобными
плакатами. Однако благочинные и другие священнослужители, ответственные за проведение крестного хода, обычно сразу же требуют убрать эти
транспаранты.
Представляется вероятным, что неприятие, порою агрессивное, христиан
иных конфессий и, прежде всего, католиков (так, например, бывший депутат
Сергей Бабурин на упомянутом выше «стоянии» заявил, что для католиков
может быть устроено «второе ледовое побоище») базируется, прежде всего,
на чувстве ущемленной национальной гордости. Священник Димитрий Дудко, бывший в эпоху Брежнева видным диссидентом, антикоммунистом и одним из самых смелых борцов за религиозную свободу, достойно отбывавший
13
сроки в пермских лагерях etc, в настоящее время горячо поддерживает коммунистов и с восторгом говорит о Сталине, которого, по его мнению, «настало время реабилитировать», ибо Сталин был «нам дан Богом, он создал такую державу, которую сколько не разваливают, а не могут до конца
развалить. И поверженной ее боятся хваленые капиталистические страны».
«Сталин, — продолжает о. Димитрий, — с внешней стороны атеист, но на
самом деле он верующий человек, это можно было бы показать на фактах».
В этом контексте православие объявляется русской национальной
религией, а призыв к единству христиан воспринимается как направленный
против России, против ее прошлого и будущего, против ее национальной
идентичности etc. Таким образом христианство превращается в форму
выражения национального духа и в знамя национальной духовности. Ясно,
что в этом случае оно неминуемо теряет вселенский характер, забывает о
призыве Иисуса «да будут все едины» и превращается, как сказал один
православный священник из Америки, в племенную религию россиян.
Кроме этого чувство неприятия иных традиций в христианстве, является
сегодня для многих в России чем-то в роде защитной реакции. Когда верую-
щие о своей собственной православной вере, о ее глубинах и духовных со-
кровищах знают очень немного, им начинает казаться, что отстоять свою
правоту можно только в борьбе. Через агрессивность и противопоставление
своей веры иным исповеданиям и путем постоянного нагнетания неприятия
по отношению к католикам и протестантам с целью поддержания в своем
собственном сознании образа врага.
Так, например, молодой художник заявляет по всероссийскому телеви-
дению: «Ни у одного другого народа нет такой иконописи как наша». Он де-
лает это заявление и, конечно, при этом ничего не знает о том, что представ-
ляет собой религиозное искусство у других, в том числе, и православных
народов (греков, киприотов, румын и болгар). Почему бы не сказать по-
другому, например поразиться тому, что русская иконопись такова, что нет
ни одного народа, который бы не восхищался ею. Это было бы правдой, при-
14
чем очень лестной для русского народа, ибо не случайно копия «Святой
Троицы» Андрея Рублева стала главной святыней и символом католической
церкви Ste Trinite в Париже, а воспроизведения Владимирской иконы можно
найти в католических храмах почти повсюду.
Религиозная ситуация в России обусловлена, прежде всего, тем, что
воспитанное на марксизме-ленинизме общество почти вслепую ищет для
себя сегодня новую общеобязательную для всех идеологию, которая была бы
в то же время «единственно правильной», каким был марксизм. В результате
в сознании многих (в том числе чистых и, действительно, верующих людей)
православие превращается в новую именно такого рода идеологию.
Кроме того, эта ситуация объясняется крайне низким уровнем знания о
вере, о Боге и о Евангелии, но, главное, крайне низким уровнем знаний о том,
что такое православие. Так для огромного числа людей юлианский календарь, отстающий от современного (григорианского) на 13 суток, кажется одним из основных признаков православия. И это несмотря на то, что от него
давно отказалось большинство Православных Церквей, и в том числе Константинопольская. Когда несколько лет тому назад митрополит Владимир
(Котляров) в Петербурге сказал во время проповеди, что Русской Церкви по
примеру Константинопольской, Александрийской и Антиохийской Православных Церквей пора перейти на новый стиль, группа прихожан устроила
скандал, а затем религиозные активисты через прокоммунистическую газету
«Советская Россия» объявили митрополита еретиком, врагом православия
и т. д.
Эта же газета и ее постоянный автор К. Душенов выставляет еретиком
митрополита Минского и Слуцкого Филарета (Вахромеева) за его последовательный экуменизм. Парадоксально, что в роли защитника православия
выступает та самая Коммунистическая партия, которая в течение семидесяти
лет насаждала в стране воинствующий атеизм, взрывала храмы и расстреливала верующих. Разумеется, православие само по себе коммунистов не интересует, но им важно поддерживать те силы, которые могут проводить в
15
жизнь политику национального, духовного и культурного изоляционизма.
Именно по этой причине интересы части православных фундаменталистов и
коммунистических лидеров на сегодняшний день совпадают.
Одновременно с этим усиливаются и охранительные тенденции в плане
сохранения ритуала, богослужебного славянского языка, а также церковных,
а зачастую и просто народных, в том числе, и языческих обычаев. Цитиро-
ванный выше О. Платонов говорит даже о плодотворном синтезе русского
православия и славянского язычества. «На Руси, — пишет Платонов, — пра-
вославное христианство стало добротолюбием, вобрав в себя все прежние
народные взгляды на добро и зло и оптимистическую веру в добро». Инте-
ресно, что Платонов не имеет понятия о том, что слово «добротолюбие»
(греч. «филокалия») не имеет никакого отношения к славянскому язычеству
и является всего лишь названием греческого сборника аскетических текстов
IV–XVIII вв., переведенного на славянский язык Паисием Величковским, а
на русский — Феофаном Затворником. На первый план не только у Платоно-
ва, но и у огромного числа других современных авторов выдвигается идея
верности традициям прошлого, однако опять-таки достаточно недалекого: в
плане ритуала и языка, главным образом, XVII века, а в смысле обыденного
благочестия, обычаев и быта — XIX-го. Православие начинает восприни-
маться именно как русское православие, как вера славянских народов, а цер-
ковнославянский язык как непременное условия исповедания.
Достаточно сильны среди православных людей в России сегодня эсхато-
логические настроения. При этом ожидание конца света имеет почти всегда
политический привкус (как это было у русских старообрядцев в начале во-
семнадцатого века). Эсхатологические ожидания сегодня сочетаются с не-
приятием демократических реформ и той открытости по отношению к Евро-
пе, которая сегодня утверждается в России. Признак приближающегося конца
света эти люди видят в том, что Россия перестала быть великой державой и ут-
ратила контроль над бывшими социалистическими странами, а НАТО усилило
свои позиции в Восточной Европе.
16
Характерный и для охранительной тенденции XIX века антисемитизм
накладывается на неприятие современного «западничества», которое в духе
«антисионистской» литературы 60-х — 80-х гг. (Иванова, Евсеева, Бегуна и
проч.) отождествляется с осуществлением всемирного еврейского заговора
и проч. В целом происходит следующее. Отрицая на словах коммунистиче-
скую идеологию, «околоправославное» сознание берет на вооружение боль-
шинство из идеологических мифологем брежневской эпохи и при этом проти-
вопоставляет «плохим» (закрывавшим церкви и боровшимся с православием)
Ленину и Хрущеву «хорошего» Сталина, открывшего в конце войны церкви и
начавшего борьбу с космополитизмом, вернувшего стране патриотические
ценности и так далее.
Так складывается «новая русская идея», зафиксированная в публикациях
таких газет как «Завтра», «День», «Русский вестник» и в той или иной степени просматривающаяся в «околоцерковной» литературе, а нередко и в произносимых с амвона проповедях священнослужителей, многие из которых
также осознали себя верующими и пришли в православие в течение последних 15 лет. Церковь (ни в коей мере не в иерархическом смысле этого слова,
но только в смысле церковного сообщества — community) ещё 15–20 лет назад состоявшая из старушек 1880–1890-х гг. рождения и небольшого круга
московских интеллектуалов типа великой пианистки Марии Юдиной и студентов (к числу последних относит себя и автор настоящей работы), из которых более всего известен С. С. Аверинцев, за последнее десятилетие изменилась до неузнаваемости. Влившиеся в нее «новые силы» привнесли в нее
наиболее агрессивные элементы советского сознания, хорошо наложившиеся
на охранительное мировоззрение рубежа XIX и XX вв. Возможно это стало
исключительно благодаря практически полной неосведомленности новых
верующих о сущности православной веры.
Успенская церковь.
Ступинский район, село Алёшково
В силу этого последнего обстоятельства есть надежда, что со временем
эта болезнь роста будет преодолена. Последнее утверждение подкрепляется и
тем, что за последние 2–3 года описанные выше тенденции стали несколько
17
слабее. Мучительное, медленное и непоследовательное формирование гражданского общества в России все же приводит к тому, что изоляционистское
мировоззрение уступает место тому укорененному в Новом Завете видению
жизни, которое противоположно всякой ксенофобии и любому чувству эксклюзивности.
Каковы в целом перспективы развития религиозной ситуации в нашей
стране? Они все же не так плохи, как может показаться. Прежде всего, только
в течение двадцатого века христианство в рамках традиции русского православия как за пределами России, так и внутри нашей страны дало миру таких
светлых людей, как отец Алексий Мечев и архимандрит Софроний (Сахаров), отец Сергий Булгаков и мать Мария (Скопцова), отцы Николай Афанасьев и Александр Шмеман, архимандрит Таврион, митрополит Антоний
(Блум) и отец Александр Мень.
Полное радости православие недавно канонизированного отца Алексия
Мечёва (память 22 июня, в один день в о.Георгием- прим. публикатора it), похожего одновременно на святого кюре из Арса и на итальянского
народного святого Падре Пио, учение о духовной жизни о. Софрония
(Сахарова) и его учителя старца Силуана, святая жизнь, литературное
творчество и иконопись матери Марии, русской монахини из Парижа,
которую можно назвать православной сестрою Эдит Штайн, — всё это
духовный капитал, что указывает на то, что православие живо и не потеряло
тот евангельский дух, что делает христиан настоящими учениками Иисуса.
Мать Мария, философ, поэт и ученый, полностью посвятила себя нищим и
обездоленным, а во время войны в Париже спасала евреев, за что и была
отправлена в газовую камеру. Ее соратник о. Димитрий Клепинин на вопрос
гестаповцев, почему он так печется о евреях, взял в руки свой наперсный крест
и, показав им на изображение Иисуса, спросил: «А этого еврея вы знаете?». Это
именно они, но никак не О. Платонов или В. Осипов самою своею жизнью
отвечают на вопрос, что такое православие.
Можно вспомнить и о литургическом возрождении, связанном с трудами отцов Николая Афанасьева в Париже и Александра Шмемана в Нью-
18
Йорке, и учение о молитве митрополита Антония (Блума), о живых и ориентированных на служение ближним общинах, ими созданных, ибо именно работа среди тех, кто болен, страдает или выброшен за пределы общества или
на улицу, по слову Иисуса в двадцать пятой главе Евангелия от Матфея исцеляет христиан от духовных недугов и нашу веру от ее извращения. Наконец, нельзя не упомянуть о трудах отца Александра Меня, убитого в начале
перестройки, о его научной и пастырской деятельности, в которой было синтезировано всё, что сделали перечисленные выше православные подвижники,
и, конечно, о его открытости христианам других исповеданий и вообще всякому человеку.
При этом необходимо иметь в виду, что и сегодня в Церкви есть немало
духовно здоровых людей. Важно только, чтобы они не боялись «черной сотни», которая, конечно же, свидетельствует о себе гораздо громче, чем делают
это тихие и трудолюбивые верующие люди. Вера — это не идеология и не
призыв к борьбе с врагами, которые обнаруживаются повсюду. Православие
не приемлет ни расистских, ни антисемитских, ни вообще ксенофобских теорий, ибо оно основано на Евангелии, которое Иисус обращает ко всем без
исключения народам. Общество в России развивается и все же отторгает
идеологию изоляционизма, которая привлекает к себе сегодня главным образом маргиналов; не является сегодня идеологией большинства и агрессивный
национализм.
Главная задача, прежде всего, для научного сообщества религиоведов,
историков и политологов поэтому заключается в том, чтобы люди получали
серьезную информацию в области религии и овладели бы фактами, касающимися сути веры, Евангелия и церковной истории. Важно, чтобы человек в
России питался бы не пропагандистскими мифами, а конкретными фактами.
Любой миф теряет свою привлекательность, как только человек овладевает
информацией о том, что представляет собою на самом деле то или иное явление. В России необходимо строить открытое общество, и тогда ситуация
в Церкви тоже нормализуется, причем довольно быстро.