Церковная иерархия в древней церкви и искажение соборности в последующие века

Автор L. L. Gyffes

В основанной Христом Церкви царская и священническая власть слилась в единое служение, но теперь уже в каждом христианине (1 Пет. 2:5,9-10; Откр. 1:6; 5:10; 20:6). Хотя высшие «священство» и «царство» принадлежат Христу, однако же христиане тоже причастны им, поскольку являются членами Тела Христова – Церкви.

«Разве и мы, миряне, не священники? – вопрошает богослов II в. Тертуллиан. – Церковный авторитет и почет, освященный восседанием с иерархией, вот что установило различие между клиром и народом. Поэтому, где нет собрания церковного чина, там ты и совершаешь и возношение и погружение, и один ты сам себе священник; но где трое, там уже церковь, хотя бы то были и миряне. Итак, коль скоро ты носишь в самом себе право священства – на случай необходимости, то следует тебе подчиняться и дисциплине священничества, так как тебе необходимо присуще право священства«[1].

Той же причастностью определяются служение и власть светской и церковной иерархий, объединенных в единой Церкви под единым Главой Иисусом Христом. Ни о каком кровном наследовании каких бы то ни было служений в Церкви уже не может быть и речи, а любое проявление сего означало бы возврат к Ветхому Завету[2].

То же самое можно сказать и о «патриаршестве» в его мнимо новозаветной форме. Трехчинную иерархию в церкви – епископ, пресвитер, диакон – принято именовать «установлением Христовым» (или «христопреданным»), хотя на самом деле для этого не имеется твердых оснований[3]. Историко-богословской наукой доказано, что первоначально епископство и пресвитерство не имели иерархических различий, но являлись понятиями тождественными (см. Тит. 1:5,7). Выделение пресвитерства в особое служение в конце I – начале II веков, отличное от епископского, произошло не в результате трансформации идеи о первосвященстве епископа наподобие служения ветхозаветного первосвященника – как ошибочно считает прот. Н. Афанасьев[4] – а по причине упразднения апостольства как служения в своем роде исключительного и более не реставрируемого. Сами апостолы называли себя «пресвитерами» (1 Пет. 5:1; 2 Ин. 1:1; 3 Ин. 1:1). То есть место епископов в первенствующей церкви занимали апостолы, а после окончания их служения это место стал занимать «первый пресвитер» (по-нашему – «протоиерей»), который с течением времени усвоил себе наименование «епископа», тогда как младшие пресвитеры постепенно заняли положение, идентичное нынешнему приходскому священнику.

Так или иначе, по окончании апостольских времен, епископство стало считаться наивысшим иерархическим служением в Церкви. И ныне формально выше епископа среди церковных должностей никого не существует. Патриарх, папа, митрополит – это те же епископы по посвящению. Но главное подразумевается, что всех епископов должен возглавлять и управлять ими единый Первосвященник и Пастыреначальник Иисус Христос.

«Каждый епископ должен находиться под властью единого и наивысшего епископа – Христа, единого Главы и Жениха единой Церкви», – писал в III в. епископ Киприан Карфагенский.[5]

Хотя учреждение митрополий, появившихся в зачатке уже с середины II века, архиепископий и экзархатов, начиная с IV века, не предполагает установления еще более высшей, чем епископ, степени священства, а лишь т. н. «первенство чести», однако сопряженные с этими титулами полномочия, как они сложились позже в церковной практике, всё же являются некоторым преувеличением власти епископа над другими, равными ему по достоинству епископами. С IV века митрополиты и архиепископы фактически уже не обладают простым первенством чести. Формально оставаясь первыми среди равных, нередко они присваивали над подведомственными себе епископами «сверхдолжные» права и власть, которые по идее могут принадлежать одному Иисусу Христу как действительному Архиепископу (т. е. главному епископу) всех церквей. С течением времени такое иерархическое возвышение первенствующего епископа стало мало по малу утверждаться в церкви de facto, что входило в противоречие с древней апостольской практикой. Тем более в апостольских установлениях невозможно найти никакого основания должности патриарха.

Ведь что такое патриарх в свете традиции Ветхого Завета? (А иной традиции патриархальной власти просто не существует!) Это «верховный отец», обладающий всей полнотой власти – первосвященнической и светской, передающейся по кровному родству, как мы могли убедиться из ветхозаветной истории. При этом нужно подчеркнуть, что такая форма власти была примитивной по самой сути и именно поэтому непригодной для новозаветной перспективы. Даже в Ветхом Завете у отсталых еврейских кочевников мы можем найти примеры отступления от патриархальной формы власти – например, во времена Судей израилевых, т. е. на этапе распада первобытно-общинного строя евреев.

Каким образом титул «патриарх» появился в новозаветной церкви – совершенно непонятно и загадочно. Ясно одно: должность патриарха, как она установлена теперь в церковной практике, даже не соответствует патриархальной власти Ветхого Завета, а потому сам титул «патриарх» есть титул в церковной иерархической структуре не вполне законный с точки зрения всей библейской традиции, на которую опирается православие, так как в Новом Завете подразумевается, что патриархом, а точнее лицом, совмещающим все патриаршие функции, в полном смысле этого понятия, является только Иисус Христос. Ясно и то (как уже было отмечено выше), что в древней церкви этот титул отсутствовал. Проецирование же патриархальной власти Христа на епископов позднейшими богословами, по моему мнению, не совсем корректно (равно как впоследствии и на императоров).

Следует заметить, что даже римские первосвященники, сколь бы ни ругали их за их идею «примата» над всеми церквями, никогда не дерзали именовать себя патриархами, но назывались, вопреки традиции, появившейся на Востоке, просто «папами» (отцами) с курьезными приставками типа «раб рабов», «слуга слуг Божьих» и т. п., чему, в свою очередь, не имелось аналогий на Востоке. Однако возвратимся к теме церковно-иерархического устройства апостольской церкви и рассмотрим в этой связи вопрос самоуправления церквей.

*     *     *

Существование различных автокефальных церквей, управляющихся самостоятельно и независимо от других поместных церквей, имеет некоторое основание в новозаветных писаниях, истории церкви и церковных канонах. Канонисты на это счет пишут следующее:

«Божественный Учитель повелел св. апостолам призвать в Церковь и научить все народы (Мф. 28:19-20). Апостолы, во исполнение заповеди своего Наставника, разошлись с проповедью во все концы земли (Деян. 10:18). Апостольская проповедь велась на многих языках (Деян. 2:4-11). Своё миссионерское служение апостолы разделили по народам, поэтому св. Петр считается апостолом евреев, св. Павел – греков, св. Фома – персов и индийцев и т. д. Благовествуя слово Божье в разных странах, святые апостолы основывали Поместные Церкви, входившие в единый организм Церкви Вселенской. В тех местах, где находился народ одной национальности, апостолы основывали Церковь из одного народа, или, как позднее стали говорить, Церковь национальную, а в тех местах, где проживало разноплеменное население, основывали её из христиан разных национальностей. Одна из первых Церквей, основанных апостолами, состояла из людей одной нации – это Церковь в Иудее (Гал. 1:22-23). Вскоре, при апостолах или в ближайшее к ним время, возникли подобные Церкви – из христиан одного племени – и в других местах: в Индии, Эфиопии, Галлии и т. д. Но в те же годы основываются христианские Церкви и иного состава – из смешанного населения, из христиан разных племен, например, в Антиохии, Риме, Коринфе.

Основывая Поместные Церкви в разных странах, святые апостолы ставили пастырей, которым предоставляли право управлять этими Церквями, самостоятельно устраивать их внутреннюю жизнь с учетом местных особенностей и условий. Таким образом, самими апостолами утверждались Церкви с самостоятельным управлением.

В апостольских посланиях уже упоминаются как отдельные Церкви – Асийские (1 Кор. 16:19), Македонские (1 Кор. 8:1), Галатийские (Гал. 1:2), Фессалоникийская (Сол. 1:1), Лаодикийская (Кол. 4:16), Филиппийская (Филип. 1:1), Церковь в Вавилоне (1 Пет. 5:13) и др. В 1-3 главах книги Апокалипсис называются поименно семь Асийских Церквей…»[6]

Позднейшее установление т. н. «патриаршества» в некоторых наиболее могущественных и авторитетных поместных церквях тотчас повлекло за собой борьбу за власть между «патриархатами» и попытки порабощения ими христиан других, немногочисленных и менее богатых церквей, не имевших политической силы, способной дать отпор незаконным притязаниям своих возгордившихся пустыми титулами собратий. Подобная борьба настолько возмущала христианскую совесть современников, что заставила Григория Богослова в письме Василию Великому, архиепископу Кесарии Каппадокийской, воскликнуть:

«Когда же вы перестанете друг друга угрызать из-за обладания епархиями, как (да простит мне твоя боголюбивая святость) как собаки из-за брошенной кости. Вот до чего доводит борьба честолюбий, или, боюсь сказать, корыстолюбий»[7].

Словом, «патриаршество» есть явление позднейшее, не имеющее никаких серьезных оснований в истории и законодательстве древней церкви I—IV веков.

«Патриаршество» в том объеме власти, который известен теперь, сложилось только к концу V века, но не было окончательно закреплено канонами Вселенских Соборов. Еще раз подчеркнем, что неканоничность «патриаршества» как иерархической должности состоит в присвоении епископами главных городов Византийско-Римской империи чрезвычайных полномочий, не предусмотренных служением новозаветного пастырства, как оно было установлено по преданию Главой Церкви Иисусом Христом. Сам по себе институт «патриаршества» изначально является доктринальным посягательством на власть Единого Вселенского Первосвященника «по чину Мелхиседекову».

Обыкновенно сторонники «патриаршества» ищут основание для своей концепции в 34 правиле святых апостолов. Имеет это правило древнее происхождение или не имеет – не суть важно. В византийском каноническом праве оно присутствует. Но, к разочарованию «патриархистов», в нем нет ничего похожего на идею об установлении «патриаршества». Правило гласит:

«Епископам всякого народа (εθνος – нация) подобает знать первого среди них, и признавать его как главу (ως κεθαλην), и ничего превышающего их власть не делать без его рассуждения; делать же каждому только то, что касается до его епархии, и до мест, к ней принадлежащих. Но и первый ничего пусть не делает без рассуждения всех. Ибо так будет единомыслие, и прославится Бог о Господе во Святом Духе, Отец и Сын и Святой Дух»[8].

В этом каноне как раз говорится о первом среди равных епископе и признании его не главой над другими епископами в абсолютном значении, а как бы главой. Неверно отождествлять права этого первенствующего епископа 34 правила св. апостолов с правами митрополита как начальника над несколькими областными хор-епископами – правами, установленными позднейшим церковным законодательством, исходившим из применения церковных отношений к имперскому административно-политическому территориальному делению, чем первенствующая церковь не руководствовалась.

Устройство ранней церкви было существенно иным. По описанию историка проф. А. П. Лебедева

«в церковных правилах и определениях древнейший вид церковной общины, управляемой епископом, – был ли он прост или сложен, – носил греческое название: παροικια (Евсевий. Церк. История, III, 4; VI, 2; VII, 28. Апост. Постановления, VII, 46). Слово это значит поселение известного рода людей среди других, им чуждых, т. е. означает колонию. Этим выражалась та мысль, что христиане, составляя общину среди язычников известного города, были как бы пришельцами между ними. Впоследствии, когда христианство умножилось, название παροικια заменилось словом епископия, которое точнее указывало характер управления церковной общиной… Различные епископские округа в Римской империи во II и III веках представляли собой бесчисленные церковно-административные точки. Это было великое множество совершенно самостоятельных церковных братств, христианских общин»[9].

Другой церковный историк проф. В. В. Болотов о том же предмете пишет следующее:

«Элементарную форму церковного союза представляет не епископия, а «приход», παροικια. С точки зрения древних церковных отношений и для «прихода» необходим особый «епископ», ибо «церковь без епископа не бывает». Но по мере того, как христианство переносилось из городов в глубь селений, образуются новые отношения. Возникали общества такие маленькие, что ставить сюда епископа было неудобно, ибо и паства была не велика и её границы не широки. Таким образом, у церквей-матерей (ecclesia matrix) стали появляться филиальные церкви» (первоначально возглавлявшиеся пресвитерами)[10].

Исследование причин преобразования «парикии» в «епископию» с последующим возникновением церковных областей-епархий с тенденцией централизации епископской власти лежит вне рамок данной конкретной работы. Понятно, что это преобразование возникло на почве чрезмерного возвышения иерархического начала в церкви, и это есть предмет особого разговора. Сейчас же важно отметить следующее. Устройство общин-епископий древней церкви имело подчеркнуто народный (национально-этнический), но никак не территориальный принцип. Когда же название «епископия» на следующем историческом этапе сменилось на «епархия», то на первый план выступила уже зависимость от территориально-административно-имперского деления.

Церковные правила не только не допускают подчинения одних поместных церквей другими, но даже защищают их неприкосновенность. Древние Поместные церкви, имея свою иерархию, не зависели друг от друга в своем внутреннем устройстве и управлении.

«Размышляя о Поместных Церквях, отцы Церкви всегда верили и «судили, что ни для единыя области не оскудевает благодать Святаго Духа, через которую правда иереями Христовыми и зрится разумно, и содержится твердо» (Послание Африканского Собора папе Целестину). Со временем такие независимые церкви стали именоваться автокефальными (от αυτος – сам и κεφαλη – глава), т. е. имеющими свою главу (как бы главу – ως κεφαλην, – примеч. Л. Л. Г.), своё управление, независимое от другой власти»[11].

Независимый статус Поместных церквей формально существовал, как минимум, до конца IV века. 2-м правилом II Вселенского Собора областному епископу запрещается

«простирать своей власти на церкви за пределами своей области».

Служение первенствующего епископа ограничивалось (что получило отражение в церковном законодательстве):

1) общим пастырским надзором над своей областью (Антиох. 9),
2) созывом местного собора (Антиох. 19),
3) участием в епископских хиротониях (I Всел. 4). Его власть действовала только в рамках собственной епархии и до мест, к ней принадлежащих (II Всел. 2; III Всел. 8), а суд над епископами принадлежал только прерогативе местного Собора (III Всел. 1).

Первенствующие епископы древней церкви I-III веков не именовались ни «митрополитами», ни «архиепископами», ни – тем более – «патриархами». 48-е правило Карфагенского Собора гласит:

«Епископ первого престола пусть не называется экзархом иереев, или верховным священником, или чем-либо подобным, но только епископом первого престола«.

Но уже скоро мы наблюдаем, как полномочия первенствующего епископа постепенно расширяются и объём власти, равно как и его место в церкви, постепенно увеличиваются. Например, 66-е правило Карфагенских Соборов уже позволяет митрополиту брать клириков у подвластных себе епископов, «кого захочет» и «откуда заблагорассудит», и производить в диаконы, пресвитеры или епископы для иных церквей. То есть налицо узаконивание вмешательства первенствующего епископа в чужие епархии.

Далее из епископий-епархий вырастают митрополии – еще более расширенные церковные единицы. По мнению историков-фантастов, привыкших оправдывать ложные традиции,

«митрополитанская система развилась из тех же естественных причин, которые расположили апостолов начать свою проповедь с политических центров. Большие города, как средоточие гражданской жизни, естественно привлекали к себе и массу верующих из провинций. Так как евангельская проповедь направлялась из главных городов в глубь страны, то многие провинциальные церкви стояли в филиальном отношении к епископии главного города; естественное уважение к своей ecclesia matrix условливало известные отношения зависимости от неё – сперва нравственной, потом перешедшей в административную. Как исходные пункты апостольской проповеди, большие города естественно оказались апостольскими кафедрами. А – по общему убеждению древней церкви – апостольское предание в большей чистоте и яснее сохранялось именно в этих, основанных апостолами кафедрах; к ним естественно обращались взоры церквей, основанных впоследствии, – когда возникал какой-либо церковный вопрос… Наконец, как церкви древние, они были наиболее многочисленны, как церкви городские, они заключали в себе верующих наиболее образованных: отсюда естественная возможность выдвигать на кафедру епископов наиболее просвещенных. Таким образом, централизация частных церквей провинции около её главной церкви должна была совершаться по началам естественным«.[12]

Описанные процессы есть не более, чем плод сильно разыгравшихся фантазий. Никакой иной причины процесса централизации церковной власти с поступательным переходом от парикии-общины к епископии, от епископии к епархии, затем к митрополии и в конечном счете к патриархату, кроме как властолюбие и корыстолюбие представителей церковной иерархии, нет. Что касается апостолов, то они проповедовали во многих городах и весях, а не только в тех, которых позже стали считать духовными центрами христианства.

Хотя власть первенствующего епископа в ранней церкви слагалась преимущественно из духовно-нравственных предпосылок, местоположение епископской кафедры в крупном административном центре римско-византийской империи или какого-либо другого государства только предполагало, что её место займет достойный авторитет, но не гарантировало этого. Посему «честь» первенствующего епископа не всегда была обязательно связана с конкретным местом, как это стало позже. Даже в последующие века, при наличии определенных авторитетов, в Кельтской и Испанской церквях не было постоянной первенствующей кафедры, а главные престолы поместных церквей Галлии, Армении, Иберии и Балканских стран неоднократно изменяли своё местоположение. Это подтверждается и 39-м правилом Трулльского Собора, о котором речь пойдет ниже.

9-е правило Антиохийского Собора (ок. 333 г.) говорит уже не о первенствующем епископе, а о митрополите, что предполагает управление определенной областью из её крупного центра. В отличие от 34-го апостольского правила, утверждающего принцип национально-народный, этот канон подчеркивает территориальный принцип епархиального управления:

«В каждой области епископам должно знать епископа, в митрополии начальствующего…».

Если здесь говорится о территории, то в апостольском правиле – о народе (этносе), т. е. каждая нация-этнос должна знать своего первенствующего епископа как главу, первенство которого основано на духовно-нравственном авторитете, а не на политическом и экономическом значении какой-либо кафедры-центра. В этом по сути и состоит различие 34-го правила св. апостол и 9-го правила Антиохийского Собора. Вопреки мнению разных богословов-апологетов кафолической церкви, последнее является не толкованием, а развитием (если не сказать искажением) первого.

Что касается толкований на означенные правила византийских канонистов Зонары, Аристина и Вальсамона, то, разбирая их, они заведомо объясняют их с точки зрения современного им имперского законодательства, а не древнего устройства церкви, и потому не могут служить для нас беспристрастным пособием, тем более, что сейчас мы живем уже даже не в империи, а в атеистическом государстве, возвратившем церковь в первохристианские времена.

Правда, справедливости ради не лишним будет пояснить, что каждый епископ, по духу апостольского правила, управляет определенным народом, существующим на определенной территории. Поэтому народ и территория, хотя понятия и не тождественные, но во всяком случае и не противоположные. Но первичен именно народ, территория же вторична, потому что территория проживания того или иного народа может поменяться (что не раз случалось в истории) или войти в состав другой иноэтничной политической единицы. Правило 37-е Трулльского Собора сохраняет за епископами, изгнанными варварами из своих пределов,

«преимущества председания, сообразно своему пределу… ибо нуждой времени и препятствиями в соблюдении точности не должны быть стесняемы пределы управления«.

39-м правилом того же Собора предстоятелю Кипра Иоанну, переселившемуся со своим народом по причине варварского нашествия в Геллеспонтскую область, оставляются права начальствования над подчиненными ему епископами и народом в этой области «по древнему обычаю».

Таким образом никак нельзя сказать, что церковное управление зиждется только на территориальном принципе, как нельзя сказать и того, что таковое управление основывается на принципе исключительно этническом. Более правильно констатировать – на этническо-территориальном, где территориальность имеет – еще раз подчеркнем – вторичное значение.

Постановка территориального принципа во главу епархиального управления постепенно укореняется в церковном законодательстве последующих веков. 17-е правило Халкидонского и 38-е правило Трулльского Соборов гласят:

«Если царской властью вновь устроен или впредь устроен будет город, то распределение церковных приходов да последует гражданскому и земскому порядку».

Развитие территориального принципа здесь уже переходит на откровенно политическую платформу, что принесло неисчислимые бедствия для Церкви и её нравственного авторитета.

Итак, с течением времени тяготение церковных периферий к своим духовным центрам того или иного самостоятельного этноса, основанное на духовно-нравственном авторитете первой кафедры, постепенно преобразовалось в формально-законническое, строго-регламентированное, бюрократи­ческо-административное деление, построенное на безусловном иерархическом подчинении месту, имеющему преобладающее государственно-политическое значение. 34-е правило св. апостолов приобретает теперь совсем другое звучание. Вместо:

«епископам всякого народа подобает знать первого среди них, и признавать его как главу…»,

ныне слышится:

епископам всякой территории подобает знать первую кафедру на ней и поставленного на неё признавать главой.

Последующее развитие церковных взаимоотношений привело в конечном итоге к образованию патриархатов, власть которых распространилась на митрополичьи округа с подчиненными им хор-епископами. Это усложнение иерархической структуры было уже совершенно излишним и не вызывалось никакими действительными нуждами Церкви или «естественными» процессами.

*      *     *

ДАЛЕЕ

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] Цит. по.: Болотов В. В. Лекции по истории Древней Церкви. Т. 3. М. 1994, стр. 460-461.

[2] Династия католикосов Арсакидов в Армянской церкви как раз является примером (к сожалению не единственным) такого возврата. Правда, следует подчеркнуть, что такая практика в церковных канонах прямо нигде не запрещается.

[3] См.: Афанасьев Н., прот. Церковь Духа Святого. Рига. 1994, стр. 184.

[4] См. тамже, стр. 241-258.

[5] Цит. по: Де-Скровховский К. О. От мрака к свету. СПб. 1997, стр. 138-139.

[6] Скурат К. Е. История Православных Поместных Церквей. Т. 1. М. 1994, стр. 10-12.

[7] Цит. по: Антоний (Храповицкий), митр. Восточные Православные Церкви. // Никон (Рклицкий), архиеп. Жизнеописание блаж. Антония, митр. Киевского и Галицкого. Т. Х. Нью-Йорк. 1963, стр. 43.

[8] Данное правило апостольского происхождения безусловно не имеет. Оно выработано уже на этапе формирования централизованных церковных округов. В апостольские времена не только никакой централизации маленьких поместных церквей, возглавляемых одним епископом, не было, но даже не предполагалось.

[9] Лебедев А. П. Духовенство древней Вселенской Церкви. СПб. 1997, стр. 150, 156.

[10] Болотов В. В. Цит. соч. Т. 3, стр. 201.

[11] Скурат К. Е. История Православных Поместных Церквей. Т. 1. М. 1994, стр. 13-14.

[12] Болотов В. В. Цит. соч. Т. 2. М. 1994, стр. 465.