Священник Георгий Чистяков

Мераб Мамардашвили

 

 В книге Мераба Мамардашвили "Лекции по античной философии" многие увидели восполнение того пробела, который, несомненно, имеется в нашей литературе по греческой философии, - что-то вроде современного варианта книги С.Трубецкого или учебника В.Асмуса. Но ошиблись. И вместе с тем эта парадоксальная книга по большому счету как раз таким введением является. Не в том смысле, что здесь сообщается о том, кто когда родился и что именно написал, но по совсем другой причине: она вводит читателя в ту атмосферу, в которой греческие мыслители открыли для самих себя - а в конечном итоге для нас, - что такое философия.
 
    Мамардашвили всегда предлагал свои книги слушателям в сущности в уже готовом виде прямо в аудитории. Он готовился к лекциям чрезвычайно напряженно, перечитывал тексты античных и новых авторов, делал какие-то наброски, теперь частично опубликованные (например, в книге "Необходимость себя"), а затем приходил к студентам и начинал думать вслух. Мамардашвили любил подчеркивать, что философии научить нельзя, ибо она не содержит никакой суммы и системы знаний. "Только самому (и из собственного источника), мысля и упражняясь в способности независимо спрашивать и различать, - говорил он, - человеку удается открыть для себя философию". Снова и снова пересказывал он своим студентам историю о Сократе и мальчике-рабе, "в которой Сократ, беседуя с мальчиком, выуживает из глубин его души лежавшее там знание теоремы Пифагора", о существовании которой тот якобы и не подозревал.
 
    Мамардашвили-профессор стремился именно к тому, что делает в этой притче Сократ. Он будил в своем слушателе философа, говоря с ним о том, что волнует и задевает его самого, думая вслух и зачастую мучительно подбирая нужные слова. Многократно повторяясь и, на первый взгляд, возвращаясь к тому, что уже было сказано, он приближался наконец к максимально точному выражению того, что в невербализованном виде, без помощи слов, уже сформулировано им где-то в глубинах его "я". Он просто не мог быть кратким. "Человек не может выскочить из мира, но на край мира он может себя поставить", - говорил Мамардашвили, для которого задача философа заключалась преже всего в том, чтобы посмотреть на мир не при помощи одного из пяти чувств, но глазами души. "Нет такой точки, - восклицал он, - с которой можно посмотреть на мир и на себя в нем. А философы говорят - трансценденция. Это и есть та лазейка, в которой мы можем оказаться на грани себя и мира и можем, тем не менее, прорвать нашу человеческую пелену и мыслить не обыденно-человечески, а независимым образом, независимым от человеческой ограниченности". Философ, как видел его Мамардашвили, походит на странника с китайской гравюры, который, стоя где-то совсем близко к ее краю, смотрит на открывающийся перед его глазами мир или на почти обязательного для живописи К.-Д.Фридриха путника - чей затылок вы с легкостью можете обнаружить примерно там, где стоял бы зритель, если бы он оказался в месте, изображенном на картине.
 
    Задача греческого философа, как показывает Мамардашвили, заключалась в том, чтобы описать мир "как он есть, вне человека", поскольку человек есть "существо частное и случайное в смысле его психической, нервной организации". Греческая, да и всякая философская мысль, настойчиво подчеркивал Мамардашвили, выявляет "законы понимания мира в той мере, в какой его можно понимать независимо от человека и человечества". Но это не значит, что философия изгоняет человека из мира. Философия немыслима без нашего "участия в окружающем". "Здесь, сейчас, в этом мире - сделай что-то, а не уходи в леса". С точки зрения Мамардашвили, "возвращение в мир из путешествия души - это обязанность для философа". Только его задача состоит не в том, чтобы изменить мир, как призывал Маркс в тезисах о Фейербахе, а в другом: в работе человека над собой. Душа, вернувшаяся из путешествия, будет смотреть на все по-другому, ибо она обнаружит "наличие внутреннего голоса в человеке, на который человек, стоя перед миром один на один, может и должен ориентироваться, слушать его, идти, повинуясь этому внутреннему образу и голосу без каких-либо внешних авторитетов, внешних указаний..."

 

26 ноября 1997 г., газета "Русская мысль", N4199 под названием "Семь лет назад умер Мераб Мамардашвили"

Вы можете помочь развитию этого сайта, внеся пожертвование